Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества - Владимир Шеин Страница 42

— Сергей Иосифович, вы проводили эксперту по образцам, представленным следователем Семёновым по делу об убийстве гражданина Костомарова? — начал Владимир Владимирович с очевидного.

— Да.

— Помните ли вы своё заключение.

— Да. — Гофман был краток.

— Если ли необходимость представить вам само заключение для подготовки?

— Я всё прекрасно помню.

— Хорошо. В таком случае начнём. — если бы наш суд позволял защитнику прогуливаться по залу и подходить к свидетелю, уверен, Плотников сделал бы это. — К каким выводам вы пришли?

— Я установил, что шесть представленных образцах пальцев и ладоней рук принадлежали подсудимому.

— А остальные?

— Не принадлежали. — Гофман вёл себя спокойно, даже издевался над Плотниковым. Мне это нравилось.

— Кому же они принадлежали? — с сарказмом задал вопрос мой коллега.

— Не знаю.

— Как так?

— Так. Не знаю.

— Вы же должны были это узнать.

— Если это вопрос, — эксперт был спокоен, — то отвечаю: не должен. В постановлении следователя стояли чёткие вопросы: пригодны ли следы для идентификации и принадлежат ли они Фёдорову. Я на вопросы ответил так, как они заданы.

— То есть вы не должны были идентифицировать остальные образцы? — растерянно спросил Плотников.

— Нет.

— У меня больше нет вопросов. Но они будут у моего коллеги. — Плотников сел.

— Вячеслав Иванович, у вас есть вопросы? — обратился ко мне председательствующий.

— Да, Ваша честь.

— Тогда приступайте.

— Сергей Иосифович, сколько образцов вы получили для проведения экспертизы?

— 87.

— Каким образом они были упакованы?

— Ваша честь, прошу отвести этот вопрос, — вмешался Сапун, — он не относится к делу, не направлен на установление каких-либо имеющих значение обстоятельств.

— Ваша честь, не согласен. Причина, по которой я задал вопрос, была озвучена в предыдущем судебном заседании. — когда это необходимо, я могу быть упорным.

— Юрий Кириллович, ваш отвод отклонён, — сказал председательствующий и обратился к Гофману, — эксперт, отвечайте на вопрос.

— Все образцы были упакованы в 87 бумажных конвертов. В каждом конверте по одному образцу. На каждом имелась надпись, где и при каких обстоятельствах образец получен. Имелись подпись и печать следователя.

— Сколько конвертов вы вскрывали?

— 23. — ответил Гофман, после некоторой заминки.

— Вы исследовали эти 23 образца?

— Да.

— К каким выводам вы пришли?

— Как я уже сказал, шесть из них принадлежали подсудимому.

— А остальные?

— Я же отвечал, не Фёдорову.

— Эти образцы были пригодны для идентификации личности?

— Насколько я помню, да.

— Почему вы не отразили это обстоятельство в своём заключении?

— Не видел в этом необходимости. У нас большая загруженность.

— Были ли вы обязаны описать исследование этих оставшихся 17 образцов и отразить выводы по ним?

— Да.

— Почему же вы не сделали этого?

— Времени не хватило.

— Почему вы не исследовали остальные 64 образца?

— Не видел в этом необходимости. Кроме того, у меня не было на это времени. У нас у каждого эксперта в производстве находится до 40–50 экспертиз, всего не успеешь. А результаты требуют. Плюс есть сроки проведения исследований, которые нарушать нельзя.

— Количество представленных вам образцов свидетельствовало о сложности проводимого исследования?

— Да.

— Вы вправе продлить срок проведения экспертизы в таком случае?

— Да.

— Почему вы этого не сделали?

— Не знаю. — Гофман не был растерян, но определённая неуверенность в его голосе появилась. Он пока не понимал, к чему я веду.

— Соответствует ли ваше заключение требованиям закона?

— Соответствует.

— Даже притом, что вы выборочно осуществили исследование?

— Нет, в этом случае не соответствует.

— В таком случае, может ли ваше заключение расцениваться как доказательство?

— Ваша честь, прошу отвести этот вопрос, — вмешался Сапун, — эксперт не вправе давать оценку доказательствам.

— Удовлетворяем, — отреагировал председательствующий, — эксперт, не отвечайте на этот вопрос. Вячеслав Иванович, прошу вас чётко формулировать вопросы.

— Хорошо, Ваша честь. — мне не было необходимости переформулировать вопрос, так как всем уже было понятно, что заключение Гофмана могло являться всем, чем угодно, но не доказательством.

— 17 образцов, о которых мы недавно говорили были пригодны для идентификации?

— Ваша честь, — взорвался прокурор, — этот вопрос задавался и ответ на него был получен. Прошу отвести вопрос.

— Вячеслав Иванович, — обратился ко мне председательствующий, — обращаю ваше внимание на необходимость запоминать вопросы, которые вы задали, и ответы, которые получили на них.

— Я понял, Ваша честь. — спокойно ответил я и обратился к Гофману. — Сергей Иосифович, эти 17 образцов не принадлежали Фёдорову?

— Не принадлежали.

— Правильно ли я понимаю, что они принадлежали иным лицам, которых при наличии их отпечатков можно было бы идентифицировать. Иными словами, отождествить.

— Да.

— То есть в представленных образцах имелись отпечатки пальцев не только подсудимого?

— Да.

— Вы сообщали об этом следователю?

— В этом не было необходимости, уверен, он умеет читать.

— Как же следователь мог определить, что он представил вам образцы следов пальцев рук нескольких людей, а не одного Фёдорова, если вы в своём заключении это не отразили?

— Не знаю. — Гофман мне нравился. Он понимал, что оказался в критичной ситуации, но был спокоен.

— Ваша честь, у меня больше нет вопросов.

Мой клиент и государственный обвинитель воздержались от вопросов, чем порадовали меня. Суд эксперта мучать также не стал. После того, как Гофмана отпустили, суд вернулся к разрешению ходатайства о назначении повторной экспертизы. Плотников не мог упустить такой момент.

— Уважаемая коллегия, — с пафосом начал он, — в судебном заседании достоверно установлено, что экспертом, проводившим дактилоскопическую экспертизу, допущена халатность, если не преступление, при её проведении. Он сам подтвердил данные обстоятельства. Проведение повторной экспертизы в таком случае необходимо, так как, со слов того же эксперта, имеющиеся образцы пальцев рук принадлежат не только Степану Фёдорову, но и иным лицам. Это, — Плотников выделил слово, — это свидетельствует о возможной причастности к убийству Костомарова иных лиц и подтверждает невиновность моего клиента. Настаиваю на назначении и проведении повторной экспертизы. Её проведение прошу поручить иному экспертному учреждению.