Искатель - Тана Френч Страница 42

– Садись там, – говорит Март, показывая на стол, где на клеенке в красную клетку подана его трапеза. Вроде спагетти-болоньезе, едва начатое. Кел устраивается, Коджак плюхается у очага и вытягивается с довольным стоном.

– Я-то думал, ты во все цвета радуги тут себе раскрасил, – говорит Кел. – На мой-то белый весь изговнился.

– Я тут вообще не красил, – уведомляет его Март с видом человека, заработавшего дополнительное очко. Вытаскивает из буфета вторую тарелку и кружку, нагребает спагетти из громадной кастрюли на плите. – Матушка моя, господи упокой ее, это она тут так. Когда руки у меня доберутся красить, можешь жизнь свою на кон поставить – никакого просто белого тут не будет.

– Ага, вот только руки у тебя не доберутся, – говорит Кел. Смекает, что упустил возможность чуток поддеть Марта. – Сам себе втирай что хочешь, но если до сих пор не взялся, значит, в глубине души оно тебе такое нравится.

– Не нравится. Цвет как из жопы хворой овцы. Я себе мыслю ярко-синий вот тут и желтый в коридоре.

– Не бывать тому, – говорит Кел. – Спорим на десять дубов: в этот же день через год стены у тебя будут того же оттенка овечьей срани.

– Никаких сроков я себе не назначаю, – с достоинством парирует Март, ставя полную тарелку, с горкой, перед Келом. – Ни чтоб тебе потрафить, ни кому еще. На-ка, займи свое ржало вот этим лучше.

Спагетти приходится усиленно пережевывать, а соус болоньезе обильно сдобрен мятой, кориандром и чем-то похожим по вкусу на анис. И вроде ничего так, если приспособиться.

– Вкусно, – говорит он.

– Мне нравится, – говорит Март, наливая Келу из заварника в форме далека ^[32]. – Да и угождать приходится одному себе. В этом большая свобода. Пока матушка была жива, в этом доме, кроме старого доброго мяса с картошкой, ничегошеньки не подавали. Она разваривала их так, что не отличишь одно от другого, если глаза закрыть, и никаких приправ – говорила, что это наполовину из-за приправ, что в заморских краях столько разводов, геев и прочего. Приправы попадают к ним в кровь и мутят им мозги. – Пододвигает к Келу по столу пакет молока и мешок сахара. – Когда померла, я решил немножко поэкспериментировать. Поехал в Голуэй в эти пижонские лавки для яппи и скупил у них все специи, какие были. Брату не нравилось, но у него-то и вода подгорит, так что ему без разбору. Налегай давай, пока не остыло.

Он подтаскивает стул и возвращается к еде. Похоже, обнаружились обстоятельства, в которых Март беседе не привержен: ест с полной сосредоточенностью большого труженика, и Кел следует его примеру. В кухне тепло от стряпни, за окном холмы мягки от тумана. Кайли свое допела, начинает другая женщина, голос чистый и сладкий, отрепетированно задушевный: “…нет границ…” ^[33] Коджак во сне тихонько пофыркивает и дергает лапами, гонится за кем-то.

– Дождь погодит, – наконец произносит Март, отодвигая тарелку и прищуриваясь в окно, – а вот туча эта никуда не денется еще сколько-то. Неважно. Чего не увижу, то услышу.

– Сегодня вечером опять пойдешь?

– Пойду, но погодя, – говорит Март, – сегодня я не дежурю. Может, разузнаю, не желает ли Пи-Джей покараулить раз-два, если не возражаешь. Нельзя же красоту свою мне портить вечным недосыпом. – Вообще-то вид у Марта поразительно ясноглазый. Единственный признак того, что он просидел всю ночь под деревом, – дополнительные заминки в движениях, будто суставы беспокоят его сильнее обыкновенного, однако Март об этом помалкивает.

– Пусть Пи-Джей тусуется в моем лесу сколько влезет, – говорит Кел. С Пи-Джеем он немного знаком: долговязый мужик со впалыми щеками, кивает Келу через ограду, бесед не затевает, на своих вечерних обходах иногда напевает меланхолические старые баллады – на диво проникновенным тенором. – Сколько на это уйдет времени, как считаешь?

– Вот я сам хотел бы знать-то, – отзывается Март, доливая себе чаю. – Чем бы ни была та тварь, рано или поздно проголодается. Или, может, заскучает.

– Тут прорва овец кругом, – замечает Кел. – У тебя есть внятная причина думать, что оно явится к Пи-Джею?

– Дык уж всяко, – говорит Март, отрывая взгляд от сахара и морщась в ухмылке. – Я ж не могу за всеми овцами в Арднакелти присматривать. А за Пи-Джеевыми удобно.

– Ясно, – говорит Кел. У него отчетливое впечатление, что Март о чем-то умалчивает.

– Кроме того, – добавляет Март, – мы разве не заметили, что твари нравится это место? Да и на многих других фермах скотина крупная, так она, может, не годится. А ну как зверюга эта мелковата, чтоб корову завалить? Будь я этой хренотенью, я б как раз к Пи-Джею дальше двинул. – Постукивает себе по виску. – Енто психология, – поясняет он.

– Лишним не будет, – соглашается Кел. – Пока две овцы – твоя и Бобби Фини? Или оно раньше началось?

– Еще раз было, в начале лета. У Франси Ганнона, за деревней. – Март лыбится и вскидывает кружку. – Хорош тут мне Коломбо ^[34] изображать, с вопросами-то. Все схвачено.

Стало быть, убийство овец началось вскоре после того, как исчез Брендан. Келу вновь приходит на ум заброшенная хижина или пещера в горном склоне. У деда в округе водились дикари – ну или о них ходили слухи. Кел и его приятели никогда дикарей этих не встречали, зато видали кострища, проволочные ловушки, погреба, скрытые в подлеске, звериные шкуры, натянутые на колышки для просушки, – в самой чаще леса, где никому не стоит задерживаться. Как-то раз Келов друган Билли чуть не упал в ловко скрытую волчью яму. Кто б ни вырыл ее, возможно, тоже начинал неугомонным подростком, бродившим по загончику своей жизни в поисках лазейки для побега.

– Так, – произносит Март, скрежеща стулом, – знаю я, что тебе дать, чтоб заполировать. – С тяжким стоном нагибается, шарит в буфете и выпрямляется с упаковкой печенья в руке. – Вот, – говорит, торжествующе кладя печенье на стол, – пора тебе попробовать, из-за чего тут вообще сыр-бор.

Он так вдохновлен этой затеей, что отказываться выйдет некрасиво. Печенье на вкус в точности такое же, как на вид: сахар и пенорезина разнообразных консистенций.

– Ну, – выдает Кел, – у нас таких дома не было.

– Бери еще одно, давай.

– Оставлю тебе. Не очень мое.

– Заявляешься сюда и оскорбляешь “Микадо” ^[35]. – Март уязвлен. – Любой ирландский ребенок на них воспитан.