Кристина + Сергей = Смерть. Любовь под присмотром КГБ - Леонид Млечин Страница 41

А потом ее стали одолевать приступы депрессии. Спасаясь от тоски, она ела что-нибудь вкусное и быстро набирала вес. Пока ей не поставили пугающий диагноз: «клиническая депрессия». Как ни странно, это произошло весной.

Весной все в природе пробуждается и радуется жизни. Но в тот год Кристина вовсе не радовалась приходу весны. Она больше думала о самоубийстве, чем о любви; о несчастьях, чем о радости.

Именно весной чаще всего люди кончают жизнь самоубийством или совершают безумные поступки. Но почему? Почему жизнь так несправедлива к этим людям?

Врачи полагают, что контраст между светлой реальностью и депрессивным взглядом на мир усиливается именно весной. Весь мир наполняется надеждами, и это заставляет людей с трагически-безнадежным жизнеощущением чувствовать себя еще хуже, чем обычно.

Никто не сказал Кристине, что нет ничего позорного в депрессии. Это серьезная болезнь, а не помешательство, как многие полагают. Пока не испытаешь сам, что такое депрессия, не поймешь, какие страдания она причиняет. Это все равно что пытаться описать зубную боль тому, кто никогда не сидел у дантиста в кресле.

Кристина была уверена в полной безнадежности своего положения. Плохо все! И лучше уже не будет… Ни эмоций, ни чувств, ни желаний… Никакие самые разумные доводы не способны были ее переубедить. Депрессия не оставляла никакой надежды, а надежда необходима для того, чтобы вылечиться.

Такие болезни современная психиатрия предпочитает лечить сильнодействующими препаратами — антидепрессантами. Психотерапевты выписывали ей барбитураты, амфетамины, снотворные.

Кристина не хотела их принимать. Антидепрессанты вызывали страх. Она боялась лекарств, которые могут воздействовать на мозг и каким-то образом ее изменить. Опасалась привыкнуть к пилюлям как к наркотику.

Психотерапевты ее уговаривали:

— Мы же с вами не отказываемся от антибиотиков, если у нас болит горло. Мы глотаем болеутоляющие средства, если ноет зуб. Если одно лекарство не помогло, попробуем другие препараты. Фармакология не стоит на месте.

Но Кристина подозревала, что психиатры просто придумывают эти болезни. Обманывают людей, которым трудно справиться с обычными жизненными проблемами. Находят болезнь там, где человек действительно попал в безвыходную ситуацию, и уверяют, что помогут людям, если обзовут все это мудреным названием.

В «Справочнике по диагностике умственных расстройств», который выпускается Американской психиатрической ассоциацией, перечислено больше трехсот видов психических расстройств. Тридцать лет назад их было всего сто шесть. А в середине Х!Х века правительство Соединенных Штатов признавало только один вид психического расстройства — идиотизм.

Придуманы специальные названия для таких болезней, как стремление прижиматься к пассажирам иного пола в общественном транспорте или страсть путешествовать по миру под чужим именем. По мнению психиатров, примерно пять процентов американцев страдают от расстройства, которое именуется «беспокойство». Всем прописывают лекарства! И это безумно радует производителей лекарств.

Друзья поддерживали Кристину:

— Правильно, не глотай эту гадость. Психиатры считают, что все человеческие проблемы порождены болезнями. Это словно снимает ответственность с самого человека. Надо бороться за свое счастье, а не принимать таблетки.

Со стороны она казалась самоуверенной и даже самодовольной. А где-то в глубине ее души таился страх. Она всего боялась. Врач, который лечил Кристину Оазис, связывал болезнь с ее неудачными отношениями с мужчинами.

Первые погоны

Юрия Куприянова приняли в КГБ. А судьба Сергея Глазова все никак не решалась. Он переживал. Видя, как он нервничает, Петр Иванович Глазов собрался в Москву. Когда вернулся, Сергея вызвали в кадры, сказали, что он зачислен, и поздравили с началом службы. Сергей знал, к кому дед обратился. К дяде Вале — Валентину Михайловичу Рожкову, который почти десять лет жил вместе с семьей Глазовых здесь же, в поселке, а недавно переехал в Москву. Он всегда опекал мальчика.

После смерти Сталина и ареста Берии Валентин Михайлович Рожков поехал в Москву. Он безумно тосковал в поселке и без Вали, и без работы. Климат в обществе изменился, и он нашел работу в международном журнале. И тут приехал из поселка Петр Иванович Глазов. Они просидели в тесной комнате Рожкова весь вечер. Глазов рассказал, что Сергей — его сын.

Слова Петра Ивановича потрясли его. Какое счастье — у него есть сын! Но они вдвоем решили, что пока лучше Сергею об этом не говорить. Прочерк в графе «отец» лучше, чем отец, чьи родственники подозреваются в сотрудничестве с немцами.

Валентин Рожков поразился тому, что сын пожелал стать чекистом. Но отговаривать считал себя не вправе. Напротив, он обязан помочь. И попросил о помощи Игнатенко. Вот ему он все рассказал как на духу.

Полковник Игнатенко позвонил заместителю начальника управления кадров, представился и сказал, что готов поручиться за Сергея Глазова.

— Вашего поручительства недостаточно, — скучным голосом ответил кадровик.

Игнатенко ожидал иного ответа. Обычно коллеги идут друг другу навстречу.

— Почему?

— У нас есть данные о его низком моральном облике.

— Какие?

— Не уполномочен вам сообщать.

Вот этот ответ просто взбесил Игнатенко.

— Вы имеете в виду, что он собственного отца не знает, что у него в графе «отец» прочерк? И за это парень должен быть наказан?

Игнатенко в сердцах бросил трубку. Но что сделать? Игнатенко попросился на прием к Громыко. Откровенно рассказал министру, что настоящий отец Глазова — его бывший помощник Рожков.

Громыко не колебался:

— Надо помочь!

Сразу при Игнатенко набрал номер начальника управления кадров комитета госбезопасности, который тоже был родом из Белоруссии. Но земляк не выразил ни малейшего желания пойти навстречу министру иностранных дел.

Громыко нахмурился. И попросил соединить его с председателем КГБ. Тот внимательно его выслушал и, видимо, пришел к выводу, что эта история — удобная возможность оказать личную любезность министру иностранных дел.

Председатель комитета госбезопасности успокоил Андрея Андреевича:

— Я немедленно распоряжусь.

Игнатенко вернулся к себе. Через два часа ему позвонил заместитель начальника управления кадров:

— По Глазову возражения сняты. Документы подписаны и отправлены.

Голос сухой и откровенно обиженный. Не удержался от упрека:

— Не стоило поднимать такой мелкий вопрос на уровень председателя…

Мечта Сергея Глазова исполнилась. Сбылась и мечта Куприянова-младшего. Только он сразу же отправился учиться в Москву, что было предвестием завидной карьеры. А Глазова зачислили в штат областного управления.