Найти шпиона - Данил Корецкий Страница 41

Катран перевел дух, глянул с недоумением в свой пустой стакан.

– Слушай, Серый, ты мне подливал только что, или показалось?

Мигунов усмехнулся, снова плеснул соломенного цвета жидкости из прямоугольной бутылки с голубой этикеткой.

– Ты хоть знаешь, что пьешь?

– Чего ж не знать? Виски!

Мигунов усмехнулся еще раз, старательно скрывая превосходство.

– Это не просто виски, Игорек. Это «Джонни Уокер» – голубая марка. Вначале идет красный лейбл – три года выдержки, потом черный – семь, потом золотой – восемнадцать, все думают, что это и есть самое наилучшее: золото ведь… Ан нет! За золотой следует зеленая марка, и только затем – голубая: это и есть вершина, двадцатипятилетняя выдержка! Его девяносто пять процентов англичан или америкосов и не пробовали. А те, кто пробует, по двадцать пять грамм принимают, языки мочат. А мы садим стаканами, как и положено!

Катран покрутил головой.

– И кто тебя научил всем этим премудростям?

– Было дело. Да и премудрости тут небольшие.

Катран отхлебнул, почмокал.

– По-моему, все они на один вкус! – И засмеялся. – А помнишь, Серый, как раньше у нас все мужики «Солнцедар» пили?

Мигунов нахмурился.

– «Солнцедар» пили, а в космос первыми полетели, и не слабей америкосов были, хотя они всегда жрали виски… Виски жрали, а нас боялись!

– Ничего, Серый, мы скоро им вставим фитиль в задницу!

Катранов доверительно обнял друга, наклонился к уху.

– Иван Никанорович мне доверяет, я его везде сопровождаю, без меня он как без рук… Только что в очень важную командировку вместе съездили… Но рассказывать не могу, не имею права… Одно скажу: сейчас новый, очень важный и долгосрочный проект затеваем, пока не закончим, на пенсию меня не выпрут!

– Да я знаю, Катран, ты классный специалист! Что я, не знаю?

Они расцеловались.

– Гля, Сёмга какой-то надутый, глушит ром в одиночку! Помню, в молодости такое пойло продавалось по семь рублей бутылка. Гадость страшная!

Катранов указал на Семаго, который со стаканом в руке бродил вдоль стены, увешанной портретами рок-н-ролльных знаменитостей и репродукциями старых афиш Элвиса Пресли, Джина Винсента и Мерла Тревиса.

– Не-а, Игорь, золотой «Гавана Клаб» не гадость. Просто тогда вкусы были другими. Да и пили мы его неправильно: чистым, да почти всегда без закуси. А на бутылке, кстати, были рецепты коктейлей, только мы-то на это внимания не обращали!

Но Катранов пропустил все разъяснения мимо ушей. Он смотрел в спину Семаго.

– А ты заметил, Серый, что Сёмга наш изменился здорово? Какой-то… не такой стал? С женой в разводе, таскает ее за собой для виду. Зачем? Про Дрозда все вспоминает, язвы расчесывает, виноватых ищет… К чему? Заделался коммерсантом – и радуйся, а чего перед товарищами своими доходами хвастать?

– Точно. Он уже не ракетчик. Зря я его позвал…

Будто почувствовав, что о нем говорят, Семаго приблизился и сел напротив.

– Хорошую ты себе дискотеку отгрохал, Мигун. Мечта молодости, я так понимаю? – Рукой со стаканом он обвел просторную комнату: портретную галерею корифеев рока, бесконечные стеллажи с дисками, блестящую аппаратуру класса «хай-фай», мощные стереофонические динамики. Весь северный угол занимала барная стойка, над которой отражались в зеркальных панелях ряды бутылок с благородными напитками.

– Не так чтобы мечта… – Мигунов пожал плечами. – Увлечение. Релакс, как говорят подружки моего сына. А может, и мечта, не знаю. Воплощенные мечты быстро забываются. Кстати… Сейчас я вам покажу кое-что.

Он подвел друзей к одному из стеллажей, снял оттуда три диска. Один он сунул в руки Катрану, другой – Сёмге, а третий вставил в дископриемник стереосистемы.

– И что это? – не понял Сёмга.

– «Шестнадцать тонн», те самые. Это кавер-версии. Сорок четыре аранжировки, сорок четыре исполнителя, которые спели эту песню в разное время… Я эту коллекцию лет восемь собирал…

Сёмга допил ром. Он не понял. Похоже, он уже дошел до состояния, когда мало что понимают.

– То есть… «Шестнадцать тонн»… Дуба? Это Дуба наш, что ли?! Свой диск выпустил?!

– Нет, – Мигунов засмеялся. – Я уже говорил: «Шестнадцать тонн» написал Мерл Тревис, американец, вот его портрет висит, полюбуйся…

Он показал на фото довольно пухлого и довольно немолодого человека, одетого в пестрый костюм с галунами и бахромой и ковбойскую шляпу с массивным значком на тулье.

– Этот клоун ряженый? – возмутился Сёмга. – Он что, поет наши «Шестнадцать тонн»? Эта рожа сдобная?!

– Поет, конечно, – сказал Мигунов. – Пел, вернее. Он ее придумал еще в сорок седьмом году. Только там никто не бомбит ни Нью-Йорк, ни Союз. Это уже мы придумали. Настоящая песня не про бомбы, а про шахтера, молодого рабочего парня…

Мигунов пошарил по стеклянному столику в поисках пульта, нашел его и нажал кнопку.

Из динамиков послышался гнусавый голос Мерла Тревиса. Он рассказывал какую-то байку зрителям, время от времени перебирая струны гитары, зрители смеялись, Тревис замолкал и гнусавил дальше, зрители смеялись снова. Было похоже на любительские записи концертов Высоцкого. Потом Тревис запел. Под одну гитару. Ни басов, ни ударных, ни саксофона. И голос у него был, как ржавым скальпелем по горлу, и этот южный акцент… Сёмга скривился, жестом показал Мигунову на свой стакан, Мигунов налил ему рома. Варвара хотела вытянуть бывшего мужа на середину комнаты потанцевать, но Сёмга вырвал руку и упал на диван рядом со Светой.

– Ну и что? – сказал он. – Муть. Наш Дуба пел в двадцать раз лучше! Не пойму, от чего они там, в зале, тащатся… Нет, не нравится мне эта дрисня!

– Что ж, попробуем другой вариант, – Мигунов пощелкал пультом. – Все зависит от аранжировки. Под гитару возникают совсем другие, «интеллигентские», ассоциации, не связанные с гружеными бомбардировщиками или тоннами угля в шахте. К тому же, под гитару получается совсем не рок, а кантри. Если задействовать саксофоны – выйдет джазовый блюз… А ударники и басы – вот это и есть настоящий рок!

– Ага, вот она!

Динамики напряглись, выплюнули тяжелые басы, и мощный низкий голос медленно завел песню, Светлана легко переводила:

Говорят, из глины всех создал Бог,

Но шахтер-забойщик есть плоть и кровь.

Плоть и кровь, под кожей кость,

Мозги слабы, зато крепок торс.

– Это ты на меня намекаешь, что ли? – пьяно насторожился Сёмга.

– У тебя торс вовсе не крепкий, ты сутулишься, – бросила Варвара с дивана.

Ты шестнадцать тонн дай на-гора…

А завтра шахта ждет опять с утра.