Украденный сон - Александра Маринина Страница 41

Когда Настя вернулась от Карташова, Леша передал ей списокзвонивших.

Было уже очень поздно, но один звонок она все-таки решила доутра не откладывать. Спустившись к соседке Маргарите Иосифовне, любившейсмотреть телевизор допоздна, потому что около полуночи по Московскомутелеканалу начинались старые кинофильмы, Настя набрала номер ГеннадияГриневича. Увы, ничего принципиально нового режиссер сообщить ей не мог. Егознакомые журналисты знали о беллетристе Бризаке едва ли больше, чем написано врекламной аннотации на книжных обложках. Да, говорили они, имя известное, книгипользуются большим спросом, но настоящим литератором его не считают. Крепкийремесленник, хотя и не без искры божией. Умело набивает себе цену, изображаятаинственность. Нет, они, журналисты, убеждены, что никакого криминала за этимне стоит, все это – не более чем рекламный трюк для подогрева интересачитателей. «Господи, – с тоской думала Настя, – неужели опять „пустышка“?Неужели я опять ошиблась?»

…От телефонного звонка Леша сразу проснулся и вопросительнопосмотрел на нее. Настя отрицательно помотала головой и села на постели.

– Алло! – сказал Леша в трубку сонным голосом.

– Я прошу прощения за поздний звонок, – послышалсяприятный баритон, – но мне необходимо срочно поговорить с Анастасией Павловной.

– Она спит.

– Разбудите ее, пожалуйста. Это действительно оченьважно и срочно.

– Не могу. Она приняла снотворное и просила ее небеспокоить.

– Уверяю вас, это очень важно для нее. Она ждет моегозвонка и будет крайне недовольна, когда узнает, что я звонил, а вы не дали намвозможности поговорить. Это касается работы.

Но Чистяков держался как кремень. Может, он и был, каксчитала Настя, наивен и доверчив, но сбить его с толку было невозможно.

Настя зажгла лампу у изголовья, схватила сумку, вытащила изнее пропуск в поликлинику и сунула его Леше под нос. Леша понимающе кивнул.

– Послушайте, – взмолился он как можно жалобнее, – унее сейчас трудная полоса, неприятности и все такое. Она совсем не спит уженесколько ночей, у нее болит сердце и вообще она плохо себя чувствует. Завтраей предстоит проходить диспансеризацию в поликлинике, и она не хочет в такомсостоянии показываться врачам. Она ведь офицер, вы должны понимать.

Поэтому она приняла три таблетки снотворного и пораньшелегла спать, чтобы завтра все прошло благополучно. Ей будут давление мерить, кневропатологу пошлют, кардиограмму снимут. В конце концов, даже если я смогу еедобудиться сейчас, она ничего не будет соображать.

– Очень жаль, – непритворно огорчился собеседник. –Хорошо, я позвоню ей завтра. Всего доброго.

– До свидания, – буркнул Леша.

Настя стояла посреди комнаты, плотно запахнувшись в теплыймахровый халат. Ее бледное лицо в полумраке казалось неживым.

– Это они? – спросил Чистяков.

Она молча кивнула.

– Почему бы тебе не поговорить с ними? В этой ситуациипрослушивание твоего телефона роли не играет, они же сами его и слушают.

– Не люблю, когда меня пугают. Я уже достаточнонапугана и не хочу выслушивать очередные «страшилки», которыми они собираютсяменя накормить.

– Я тебя что-то не понимаю, Настюша. Что ты затеяла?

Прячешь голову в песок, как страус?

– Ничего я не затеяла. Они хотят меня выбить из колеи.

Вот и пусть себе думают, что им это удалось, что я на стенкулезу от страха, что у меня от этого нервное расстройство. Что нового они мнескажут? Что взорвут папину машину? Предпочитаю этого не слышать. Машину онивзорвут только после того, как я не выполню их требования, иначе это теряетсмысл.

Вот я и не даю им возможности высказать эти требования.

– По-моему, не очень умно, – с сомнением произнес Леша.– Они же могут подойти к тебе на улице. Что ты тогда будешь делать? Скажешь,что ты – это не ты и вообще ты у соседки? Глупо как-то.

– Как знать, Лешенька. Не будут они подходить ко мне наулице, это опасно. После такой встречи их можно выследить, они это отличнопонимают. Единственное, что не оставляет следов, – это телефонные звонки. Инепременно ночью, чтобы было пострашнее. И из телефона-автомата, чтобы на определителене было номера, если такой определитель у меня есть. И не более трех минут,чтобы не засекли, если я все-таки пожаловалась начальнику и мой телефон взяли«на кнопку».

– Слушай, неужели ты их совсем не боишься?

– Еще как боюсь, милый, – горько усмехнулась Настя. –Не боятся только умственно неполноценные, потому что не умеют реально оцениватьопасность и не понимают, что такое жизнь и как страшно ее терять. Нормальныйчеловек должен бояться, если у него есть инстинкт самосохранения. А я вообще жуткаятрусиха, ты же знаешь. Погаси-ка свет, будь добр.

– Зачем?

– Они могут наблюдать за окнами. Я же сплю, согласновышеизложенной легенде.

– Ты-то спишь, но меня-то они разбудили, – возмутилсяЛеша.

– Не спорь, солнышко, – устало сказала Настя. – Гаси свет,поговорить можно и в темноте.

Она легла, свернувшись калачиком, и прижалась к Лешиномуплечу. Он гладил ее по голове и спине, успокаивал, баюкал, что-то рассказывалшепотом. Наконец под утро ей удалось задремать.

Спортивный, подтянутый дядя Коля, снисходительно улыбаясь ипосверкивая железными зубами, смотрел на коротко стриженного «ежиком» парня.

– Не переживай, Санек, ты ни в чем не виноват. Бывает.

Он налил себе стакан минеральной воды и залпом выпил. Санеки в самом деле не виноват. Виноват этот старый хрыч Арсен, который слеподоверяет «своим людям» и не удосужился подстраховаться, перепроверитьполученную информацию. Выполнение задания сорвалось, придется искать другиепути, например, подсунуть художнику привлекательную телку, чтобы она пошустрилау него в хате. Художник-то, судя по всему, слабоват по части женского пола, неуспел одну красавицу похоронить, а с другой уже так закрутил, что теперьприходится от нее прятаться. Ай да Борис Григорьевич, ай да неутешный вдовец!

– Если б ты знал, чего мне стоило не врезать ему какследует, – вздохнул Санек так жалобно, что дядя Коля не смог сдержать смех.

– Ты молодец, Санек, – одобрительно сказал он, – вор –он и есть вор. Ты должен был убедить его, что ты – безобидный неопытныйдомушник. Драться нельзя было.

– Да-а, нельзя, – продолжал ныть Санек. – Знаешь, какон меня молотил! Тренированный, гад, все точки знает. Я чуть сознание непотерял.

– Тем более. Если он тренированный, то в два счетараскусил бы, что ты никакой не воришка, а боевик-профессионал. Кончай соплираспускать.

Удивляюсь я вам всем: бравые бойцы, а характер – как убестужевских барышень.