Крестовый отец - Александр Логачев Страница 41

Росту в нем отмерялось не больше метра шестидесяти. А для его ремесла, то есть обрабатывать рожу сидящего на стуле клиента, больше и не требовалось. Сухонький, вертлявый сморчок, который вроде обязан по жизни, природе и ремеслу быть болтливым, молчал как рыба об лед. Нет, впрочем, до рыбы не дотягивал, рыба не бормочет под нос «тэкс, тэкс».

Не иначе, списанный на пенсию киношный гример. Что делать, не хватает загрузки на всю фильмовую братию. А старичку добрые люди взяли и подыскали занятьице по профессии, к тому ж поденежнее, чем на прежнем месте. Разве что, вот беда, безмолствовать приходится.

Но перепланировка личины продлилась недолго. Гример, прочирикав «тэкс» громче и утвердительнее прежнего, выудил из своего чемоданчика круглое зеркало с ручкой. Когда старик протянул его Сергею, то Сергей готов был зуб дать, что вырвется-таки: «Ну, что скажете, милейший?». Однако старик удержался — запретили, видать, накрепко.

Отраженный зеркалом Шрам понравился Шраму смотрящему. Оказывается, ему в масть густые усы типа как у Боярского, только старик налепил ему не черные, а ржавые. «После всех дел, на покое свои что ли попробовать отрастить?» Патлы парика, тоже рыжеватые, были уложены в заурядный причесон. «Канадка? Полубокс? Вот уж в чем не шарю». Гример чуть сузил Сергею гляделки — получился кивок на татарские примеси в крови. Короче, то ли работяга, то ли барыга среднего пошиба, то ли инженеришка, пес его разберет, пес его такого запомнит.

Отсчитав несколько шагов от своего шедевра, ципляча голову то так, то этак, гример пристально оглядел результат, остался доволен и стремительно шугнулся из комнаты.

Едва он скрылся в дверном проеме, как в том же проеме показался человек прямо противоположного возраста и габаритов. Лет тридцати, под метр девяносто, с дзюдоистской шеей и крепкими лыжами. Можно не сомневаться, один из его поводырей на этот вечер и ночь. И взгляд у человека — взведенный капкан, только зацепи скобу, и захлопнется. Под мышкой топорщится кобура.

Похож, конечно, на качка, да, понятно, не качок. Вряд ли на такую работу взяли бы простого носителя мышечной массы. Как вряд ли бы взяли узколобого быка и, вообще, кого-то, замазанного с братвой. Но раз он красится под братву (вон и обрил себя по бычковской моде и разодет в спортивные штаны и чернокожую куртку), то и окрестим его про себя, решил Шрам, для удобства Братаном.

Братан подошел к Сергею, вытащил из кармана скатку черной материи.

— Вы готовы? — вежливо так поинтересовался.

— Без базара.

Братан размотал скатку, оказавшуюся широким платком, и завязал Сергею зеньки. Ишь ты, подумал Шрам, какая таинственность, прям как в фильмах про графьев и маркизов.

Его, временно незрячего, за руку провели какими-то закутками, где проскрипели-хлопнули три двери, вывели на улицу, усадили в машину. По дыханию, шевелению и прочим глистам, Сергей понял, что с ним едут, считая Братана, трое. Машина завелась, тронулась, притормозила (ясно, что у ворот), а потом вписалась в уличный шум. Тогда Сергею вернули зрение.

Сергей нашел себя в джипе с тонированными стеклами («„ленд ровер“, неплохая тачка»). На заднем сидении помимо Шрама укачивались двое: слева — Братан, справа — белесый хлопец с бледной кожей альбиноса, рука опущена в карман черного костюма («на чем греется, интересно, его лапа?»). Присутствовал в «ленд ровере» и шофер.