Тайна квартала Анфан-Руж - Клод Изнер Страница 41

Анне казалось, что она в раю. Усталость и страх бесследно исчезли, растворились в ярком солнце этой апрельской субботы. Она сама удивлялась тому, как благотворно подействовала на нее атмосфера тесной комнатушки.

Матюрен, примостившись за столом, лихорадочно покрывал листы бумаги неровными строчками. Покусывая кончик пера, он замирал на секунду, потом снова принимался писать, бормоча:

— «Очей твоих темное золото…». Нет, не рифмуется. «Твоих очей жемчужное сиянье…». Да, хорошо. «Твоих очей жемчужное сиянье и бледный свет серебряной луны…».

Иногда он откладывал перо и рассказывал Анне о своей юности в Бордо, о мечте поехать в Париж, о ссоре с отцом, который настаивал, чтобы сын изучал право вместо того чтобы тратить время на всякую ерунду. Матюрен подчинился его воле и целый год жил на двести франков в месяц (пятьдесят франков — за комнату, сорок сантимов — бифштекс с бульоном). Каждое утро он шел в колледж, где зубрил законы. Но в конце концов срезался на экзаменах и бросил постылую юриспруденцию ради высокого искусства. Разгневанный отец резко сократил ему содержание, и Матюрену пришлось искать подработку: он побывал и носильщиком на рынке Лe-Аль, и истопником в префектуре, и расклейщиком афиш, и классным надзирателем…

— Быть может, мои пьесы все-таки когда-нибудь будут поставлены, кто знает… Главное — я ни о чем не жалею! Я был узником, точно джинн в бутылке — а теперь пробка вылетела! Мое богатство — свобода! — кричал он во все горло.

Анна подавила вздох. Свобода… А кто позаботится о еде, о керосине, об угле? Сырая картошка — это не еда.

— Эврика! — вдруг воскликнул Матюрен и продекламировал:

Твоих очей жемчужное сиянье

И бледный свет серебряной луны

Меня согрели и околдовали,

Как жар огня в объятьях зимней тьмы.

Он повернулся к Анне, ожидая одобрения.

— Очень красиво, — согласилась она. — Послушайте, я привыкла сама заботиться о себе. Я не буду мешать вашему вдохновению и вернусь домой за шарманкой. Благодаря вам ко мне вернулись силы. Я пойду петь, и, быть может, мне удастся немного заработать, чтобы купить еды нам на ужин.

— Мне бы не хотелось, чтобы о Матюрене Ферране кто-то мог сказать, будто он позволяет женщине содержать себя!

— Что вы! Я просто люблю свою работу. До вечера.

Дверь за ней закрылась.

— Увижу ли я ее снова? Я никогда не пользовался успехом у женщин. А жаль, такая прелестная крошка… «Твоих очей жемчужное сиянье… твоей груди упругое тепло…» Что у нас рифмуется со словом «тепло»?..

На первом этаже массивного дома на улице Гранж-Бательер в редакции «Пасс-парту» стояла обычная суматоха. Низенький, упитанный человечек с заложенной за ухо сигаретой спокойно втолковывал длинному субъекту в венгерке, сосавшему леденец.

— Любезный инспектор, позвольте вам заметить: читателей не интересует, что Пруссия отмечает семьдесят седьмой день рождения Бисмарка, что на двенадцать французов приходится одна собака, что рост австрийской великанши Розиты составляет двести сорок пять сантиметров… Тиражи нам это не поднимет! То ли дело симпатичное преступленьице… Вы понимаете, о чем я?

— Месье Гувье, я не дурак. Отныне, если вы заведете себе осведомителя в префектуре, его немедленно переведут в провинцию.

Исидор сладко улыбнулся инспектору Лекашеру.

— Мне на это плевать. Дворцовая площадь кишит осведомителями, выбирай любого. Наши читатели будут смаковать заметки о растяпах-полицейских, и все тут. Профессор, сотрудник музея естественной истории, убит выстрелом из револьвера, а его останками полакомились крысы! Отличная выйдет заметка, не хуже чем о взрывах, совершенных анархистами.

Инспектор Аристид Лекашер в ярости потряс коробочкой с леденцами, молча повернулся и пошел к выходу. Он был уже у дверей, когда заметил мужчину в черном пальто.

— Виктор Легри! Да что же это такое: вы ходите за мной по пятам!

— Добрый день, инспектор. Как поживаете? Вы, я вижу, держитесь стойко. Это вызывает уважение.

— Вы о чем?

— О сигаретах, — пояснил Виктор, кивая на коробочку с леденцами.

— А вы, месье Легри? Надеюсь, покончили с криминальными расследованиями? — язвительно поинтересовался инспектор.

— Я занимаюсь исключительно продажей книг.

— Не верю ни единому вашему слову, месье Легри. Вы готовы на все, лишь бы удовлетворить свое любопытство. Прощайте.

Виктор приподнял шляпу и направился в кабинет главного редактора.

Антонен Клюзель, он же Вирус, метался среди журналистов и типографов, раздавая указания.

— Месье Клюзель, куда поместить заметку о краже в музее Клюни? Ну, про охранника, который унес галльские монеты?

— Заткни ею какую-нибудь «дырку». А на первой полосе дайте заголовок крупным шрифтом:

«МЕСЬЕ БЕРТЛО [92]РАСКРЫВАЕТ СВОИ ТАЙНЫ!». Дети мои, мелинит и динамит — сосцы, питающие современность! Это интересует и сенаторов, и депутатов, и уличных торговцев! Пусть они думают об этом перед тем, как идти баиньки, пусть видят это в ночных кошмарах, пусть дрожат от страха днем! Элали, милочка, что это вы считаете ворон? Записывайте! И остальные — тоже! Мне нужно интервью Бертло. Все на штурм института, Сената, его дома! Делайте что хотите и как хотите — но вы обязаны добыть его авторитетное мнение по поводу происходящего в столице. Спросите, что он думает о завтрашнем дне, о послезавтрашнем, вообще о производстве взрывчатых веществ. И как насчет «Пособия для анархиста», которое продается повсюду, словно конфеты? Велика ли грозящая нам опасность? Что общего у наших анархистов с русскими нигилистами? Все на охоту! Вперед!

Антонен Клюзель, отдуваясь, промокнул лоб носовым платком, опрокинул рюмку коньяка и только тогда заметил Виктора:

— О, какие люди! Вы слышали? Мы не сидим без дела, а? Преступление — это именно то, что нужно читателю в мягких домашних тапочках, уютно устроившемуся в кресле. Что привело вас ко мне?

— Хотел уточнить одну деталь…

— Простите, но я ужасно спешу. Вирус должен набросать портрет Равашоля. Его вот-вот осудят, и он отправится на свидание с Шарлоттой. [93]Вжик — и голова долой! Легри, вы можете обратиться к Гувье. — И он выбежал из кабинета, хлопнув дверью.

Виктор, подойдя к Исидору Гувье, хлопнул его по плечу.

— Мсье Легри! — воскликнул тот, оборачиваясь. — Как поживает ваш детективный роман? Изнываю от желания прочитать его.

— Чем слабее огонь, тем нежнее будет мясо. Уверен, вы слышали о том типе, старьевщике из квартала Доре, которого нашли на рельсах у Орлеанского вокзала?