По тонкому льду - Георгий Брянцев Страница 41

– Прошу называть кандидатов, – объявил Зеленский.

Первым в список попал Брагин, затем Зеленский, за ним Якимчук, потом Бодров и, наконец, Безродный.

– Хватит! Подвести черту! – предложил кто-то.

– Никаких хватит! Почему подвести черту? Мы собрались выбирать, а не просто голосовать.

Вопрос поставили на голосование. Большинство решило продолжать список.

В него попали Корольков, Фролов, Иванников, Демин и Боярский. Потом подвели черту.

Началось обсуждение выдвинутых кандидатур.

Первые четыре кандидатуры остались в списке и прошли без сучка и задоринки. Когда Зеленский назвал фамилию Безродного, Дим-Димыч поднялся и сказал:

– Я даю отвод товарищу Безродному.

Зал затих, будто мгновенно опустел. Безродный поерзал на стуле, откинулся на спинку и глянул на Осадчего. А тот смотрел на Дим-Димыча. И в его взгляде было не то удивление, не то досада.

– Можно сказать? – спросил Дим-Димыч председателя и, получив разрешение, начал: – Товарищ Безродный наговорил здесь много хорошего о том, каким должен быть чекист-коммунист. Но сам он выглядит очень неудачной иллюстрацией к своим же словам. Перед нами наглядный пример того, как человек говорит одно, а делает другое…

Сдержанный гул одобрения прокатился по залу.

– Что вы мастер болтать – все знают. Давайте примеры! – не сдержался Безродный.

– Не перебивайте, – предупредил Зеленский.

Но перебить или сбить Дим-Димыча было не так просто. Кто-кто, а уж я-то знал его ораторские способности.

– Вы просите примеры? – обратился он к Безродному. – За ними дело не станет. Я утверждаю, что критика в нашем отделе – смертный грех. Кто осмелится покритиковать коммуниста Безродного, тот неизменно впадет в немилость. И не случайно, что все сегодня сидят, будто воды в рот набрали.

На одном из последних собраний коммунист Бодров сказал, что наш начальник отдела злоупотребляет взысканиями и забывает, что взыскание – это еще не самая лучшая мера воспитания. Этого оказалось достаточно, чтобы Бодрову было отказано в квартире, в которой он остро нуждается. Вот вам один пример.

– Квартирами распоряжаюсь не я, а начальник управления! – выкрикнул Безродный.

– А кто ходатайствует? – спросил Дим-Димыч. – Да и к чему оправдываться? Спросите любого сидящего здесь, прав я или не прав. Фролов смел выразиться, что вы совершили акт великодушия. Ерунда! Нельзя смешивать великодушие с холодным расчетом. А у вас был расчет. Кто ходатайствовал перед парткомом и начальником управления о предоставлении квартиры Бодрову?

Вы! Кто пошел против себя? Вы! И сделали это на следующий же день после выступления Бодрова на собрании.

Безродный сидел красный как рак.

– Минутку! – обратился Осадчий к председателю. – У меня вопрос к товарищу Бодрову. Какова ваша семья?

– Я, жена, мать жены и трое ребят. Шесть душ, – ответил Бодров.

– И одна комната в восемнадцать метров без удобств, – подал голос осмелевший Якимчук.

– Товарищи! – запротестовал Фролов. – Мы должны кандидатуры обсуждать, а тут бытовой разговор получается.

– А что в этом плохого? – спросил Осадчий. – Или собрание против?

Нет, собрание было не против. Посыпались возгласы:

– Давайте! Давайте!

– Разговор по душам…

– Это же хорошо!

– Вот и отлично, – одобрил Осадчий. – А с квартирами я разберусь.

Разберусь и доложу следующему собранию.

– Можно продолжать? – заговорил Дим-Димыч. – Продолжу. Еще пример. В предыдущем номере стенгазеты появилась безымянная карикатура. Она не имела ни с кем даже отдаленного портретного сходства. Надпись под ней гласила:

«Молчать! Слушайте меня!» Товарищ Безродный безошибочно догадался, что речь идет о нем. Он вызвал редактора стенгазеты и приказал: «Снять эту гадость!» Когда Якимчук попытался объяснить что-то и напомнил о редколлегии, на него обрушилось: «Молчать! Вон отсюда!» Безродный краснел все гуще и гуще.

– И еще несколько слов, – продолжал Дим-Димыч. – Вы, товарищ Безродный, красиво, витиевато и очень пространно говорили, каким должен быть чекист.

Кого вы имели в виду? Подчиненных или начальников? Видимо, всех. Говорят, что подчиненные не любят слабохарактерных начальников. Это, пожалуй, верно.

Но они не любят и грубиянов. Кто дал вам право кричать на сотрудников, унижать их человеческое достоинство? Что такое ругань? Это, прежде всего, бескультурье. Это, наконец, хулиганство. А как можно совместить то и другое с должностью, которую вы занимаете? Да и кого вы оскорбляете? Того, кто не может ответить вам тем же. Уж наверняка Осадчего не оскорбите! Фомичева тоже… А вот Якимчука, Сидорова, Зоренко – да. И с какой это поры в нашем отделе все вдруг стали болванами? С кем же вы работаете, товарищ Безродный?

Беда в том, что ошибки других не делают нас умнее. Вы, наверное, забыли историю Селиванова. Вы смогли внушить к себе не только неуважение, но и антипатию. Поэтому я и даю вам отвод.

Дим-Димыч сел.

Все чувствовали себя как-то растерянно.

– Кто еще желает выступить по кандидатуре товарища Безродного? – каким-то не своим голосом осведомился Зеленский.

Желающие оказались. Выступили Корольков, Фролов, Ракитин, Боярский, Коваленко, Нестеров, Иванников. Семь человек. Они не пытались опровергнуть сказанного Дим-Димычем. Это было рискованно. Они искали у Безродного положительные стороны, грубость объясняли горячим характером, нелюбовь к критике – болезненным состоянием, усталостью, большой загрузкой по работе и всякой иной чепухой. Короче говоря, они считали возможным оставить Безродного в списке для тайного голосования.

И как ни силен был бой, данный Дим-Димычем, я, честно говоря, усомнился в его исходе. Безродный, сидевший все это время как под дулом наведенного пистолета, несколько отошел и воспрянул духом.

Однако Дим-Димыч решил добить его. Он обратился к собранию с вопросом:

– Быть может, товарищ Безродный даст себе самоотвод?

Этого было достаточно, чтобы вернуть Безродного в прежнее состояние. Он подарил Дим-Димыча таким взглядом, что мне его никогда не забыть. Если бы в эту минуту Безродному разрешили безнаказанно расправиться с Дим-Димычем, он бы слопал его вместе с потрохами.

– Ставьте вопрос на голосование! – предложил Корольков.

Зеленский проголосовал. За отвод Безродному подняли руки Дим-Димыч, Бодров и Якимчук. Трое воздержались. Большинство решило оставить его в списке кандидатов.

Сообразительный Корольков выступил с самоотводом, и просьбу его удовлетворили.