Прайс-лист для издателя - Чингиз Абдуллаев Страница 41

– Среднего роста, – ответил, немного подумав, Грисбах, – и очень худая. А почему это вас интересует?

– Мужчина тоже мог надеть этот халат, чтобы отвлечь наше внимание и перевести подозрение на женщину. Если убийца – женщина, то она либо абсолютная стерва, которая искусно маскировалась, либо действовала в состоянии такого аффекта, что ничего не помнила и не видела. В таком случае, тоже непонятно, почему она забрала этот халат, если находилась в состоянии временного умопомрачения.

– В вашем списке была единственная женщина – Мирца Тунджич из делегации Македонии, – напомнил начальник полиции. – Сейчас я прикажу ее найти и привести сюда. Думаю, что она не выдержит перекрестного допроса и сознается в убийстве Ламбрехта. Спасибо вашим сербским друзьям, герр Дронго, что мы смогли получить такой список.

– Вы думаете, подобные совпадения возможны? – спросил с явным сомнением эксперт.

– Это не совпадение, а результат нашей работы за четыре дня, – возразил Фюнхауф. – Мы сделали все, чтобы сначала установить личность погибшего, затем выяснить, кто и зачем его мог убить. И, наконец, определить круг подозреваемых. Все равно рано или поздно мы бы узнали, кто именно общался с ним в прежней жизни, и смогли бы вычислить убийцу. А если бы герр Грисбах более тщательно подошел к отбору кандидатур на временную работу, которых он обязан не только принимать, но и проверять, мы бы узнали о пропавшем халате гораздо быстрее и нашли эту женщину еще три дня назад.

– Она боялась сообщить нам, что халат пропал, – повторил Грисбах.

– Срочно найдите фрау Мирцу Тунджич из делегации Македонии и пригласите прямо ко мне. Я думаю, мы закончим расследование этого убийства уже сегодня.

Дронго не стал возражать. Он взял стул и уселся в углу. Увидев выражение его лица, Дюнуа все понял.

– Тебе не нравится этот вызов?

– Нет, не нравится, – признался Дронго. – У нас только одна подозреваемая, а мы сразу хотим сделать ее убийцей. Насколько я знаю, ей уже под пятьдесят. Нужно еще определить степень ее причастности к этому преступлению, так что лучше пока не торопиться с выводами.

– Мы заставим ее сознаться, – победно заявил Фюнхауф.

– А если мы все-таки ошибаемся? – осторожно высказался Дронго.

– Тогда начнем все заново, – устало ответил начальник полиции. – Я предложу всем сорока пяти подозреваемым задержаться в Германии, чтобы провести более тщательную проверку. И мы ее все равно проведем, можете не сомневаться. Если понадобится, мы отправимся во все югославские республики и будем проводить проверки на местах, но убийцу все равно вычислим.

– Вам не разрешат задерживать такое количество подозреваемых в вашей стране, – возразил Дронго, – и никто не разрешит вам ездить по бывшей Югославии в поисках убийцы. Нужно найти его здесь, и только здесь, и сделать это в оставшиеся полтора дня. Надо реально смотреть на вещи, герр Фюнхауф. Никто не разрешит вам тратить деньги налогоплательщиков на такое странное мероприятие. А если убийца приехал из Болгарии или Турции? Из Гватемалы или из Канады? В этом случае вы отправитесь и в эти страны, чтобы искать убийцу? Это не совсем серьезно, господин начальник полиции.

– Тогда подскажите, что нам делать? – разозлился Фюнхауф. – Просто сидеть сложа руки и ждать, когда они уедут? Сербская делегация улетает уже сегодня вечером, ночью улетят словенцы, остальные – завтра после закрытия. Что мне делать? Смотреть, как убийца спокойно уезжает, убив гражданина моей страны? Пусть даже не самого лучшего гражданина…

Дронго понимал взвинченное состояние начальника полиции. Времени действительно оставалось совсем мало. А после вчерашнего дня, когда был чудом сорван террористический акт, готовившийся против американского издательства «Саймон энд Саймон», можно было смело сказать, что это были самые напряженные дни в служебной карьере Фюнхауфа.

Вошел Грисбах и доложил, что фрау Тунджич ждет за дверью.

– Пусть войдет, – разрешил Фюнхауф и взглянул на Дронго с Дюнуа. – Если она не говорит по-английски, постарайтесь поговорить с ней либо по-французски, либо по-турецки, в зависимости от кого, какой язык она знает.

В кабинет вошла Мирца Тунджич. На вид ей тоже было около пятидесяти. Седые волосы, которая она принципиально не красила, темно-синее платье, ровные черты лица, очки, спокойные, плавные, уверенные движения. Она вошла в кабинет и поздоровалась по-английски. Фюнхауф облегченно вздохнул, разговаривать с ней будет достаточно легко.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил он женщину, показывая на стул, стоявший в середине кабинета. – Вы – госпожа Мирца Тунджич?

– Да, – кивнула она. – Я могу узнать, почему меня сюда вызвали?

– Можете, – ответил Фюнхауф. – Дело в том, что несколько дней назад здесь, на ярмарке, был убит немецкий издатель Марк Ламбрехт. И теперь мы ищем его возможного убийцу.

– А почему вы позвали меня?

– Дело в том, что настоящее имя этого господина – Марко Табакович. Он серб из Боснии, был командиром батальона, который действовал там во время войны.

Женщина нахмурилась, поправила очки, посмотрела по сторонам.

– Вы считаете, что это был тот самый Табакович? – спросила она.

– Какой «тот самый»? – тут же уточнил Фюнхауф.

– Я думала, что его давно убили, – пожала плечами Тунджич.

– Значит, вы о нем слышали?

– О Ламбрехте никогда не слышала, а о Табаковиче – да, конечно. И даже видела один раз, когда он приезжал в Сараево. Его трудно было с кем-то спутать. Он хромал, и на лице у него был запоминающийся шрам от пули. Но все говорили, что он погиб.

– Не погиб, – строго произнес начальник полиции, – но его нашли здесь и зарезали. Поэтому я позвал вас, чтобы попытаться понять, кто именно мог это сделать.

– Он умер? – уточнила Мирца.

– Да.

– Слава богу, – перекрестилась она, – значит, есть правда в этом мире.

Фюнхауф посмотрел на сидевших в комнате мужчин, затем снова повернулся к Тунджич.

– Почему вы так сказали?

– Именно потому, что его зарезали, – объяснила женщина. – Он должен был именно так кончить. Хотя его судьба была по-своему трагична.

– Вы можете рассказать нам все, что о нем знаете или слышали?

– Конечно, могу. Он был неплохим ученым, даже защитил диссертацию. Семья его сестры, которую он очень любил, жила в сербском селе Подраванье, находившемся рядом со Сребреницей. Когда началась боснийская война, он даже хотел перевезти семью сестры в Белград, но они отказались. Тогда рядом с их селом нашли несколько убитых боснийцев, и бригадир Насер Орич приказал найти виновных. Их, конечно, не нашли, но боснийцы решили, что обязаны отомстить, и несколько отрядов вошли в это сербское село. Я потом туда приезжала, поэтому знаю все достаточно подробно. Восемь мужчин расстреляли, обвинив в этих преступлениях; двое пытались оказать сопротивление, и один из них был мужем сестры Табаковича. Их детей убили, дома сожгли, а женщину изнасиловали на глазах у мужа, после чего убили обоих. На следующий день туда приехал Марко Табакович, которому рассказали о случившемся. Он тогда бросил науку и записался добровольцем в отряд Крстича. Потом постепенно вырос до командира взвода, роты, батальона. Его батальон был самым непримиримым и самым жестоким. Говорили, что среди его бойцов – только те сербы, которые потеряли родных и близких в боснийском войне, поэтому они так отчаянно воевали и так неистово мстили. Во всяком случае, последующие события в Сребренице и Жепе на совести в том числе и этого батальона. Табакович был не просто командиром подразделения, он превратился в карателя, в палача. Но его можно понять – после такого потрясения, когда перебили семью его сестры…