Пьедестал для аутсайдера - Чингиз Абдуллаев Страница 41

Уже через несколько месяцев после начала девяносто второго года на комбинате начались проблемы. Поставщики отказывались работать один за другим, если раньше сырье поступало из национальных республик, то теперь они стали независимыми странами и перестали считаться с прежними договорами, высылая свою продукцию уже в европейские и азиатские страны за твердую валюту. На комбинате провели второе сокращение штатов, затем третье. Освободившиеся площади сдавали в аренду под склады «челночников», которые начали осваивать ближайшие рынки в Турции и Польше.

Несмотря на все усилия Кирюхина, комбинат продолжал разваливаться буквально на глазах. Летом девяносто второго ушел Никулин, которому предложили работу в каком-то кооперативе по выпуску эмалированной посуды. Стало понятно, что сохранить комбинат в прежнем виде просто не получится: число сотрудников сократилось с двух тысяч до семисот.

Несмотря на очевидные потрясения и огромную задолженность по зарплате и налогам, Халифман продолжал регулярно носить конверты с деньгами. Только теперь это были деньги от аренды освободившихся больших площадей.

Илья Данилович купил себе «Жигули» уже в феврале девяносто второго, а к осени поменял эту машину на довольно неплохой «Опель», который пригнали из Германии. «Опель» был не новый, на нем четыре года ездил прежний владелец, но по меркам девяносто второго года он был почти новым.

Правда, продуктовые наборы теперь не выдавались, да и столовую пришлось закрыть – ее содержание стало довольно тяжелым бременем для комбината. Но отсутствие продуктовых наборов компенсировалось изобилием, царящим теперь в магазинах, и деньгами, которые добывал Халифман. В один из дней он пришел с необычным предложением: передать на баланс одной частной фирмы два основных цеха комбината, в которых предприимчивые бизнесмены собирались наладить производство колбасных изделий. Смыкалов ошеломленно слушал предложение Иосифа Наумовича. Именно в эти дни Кирюхин улетел в Хельсинки, и Илья Данилович оставался один на комбинате.

Предложение было почти невероятным. Нужно было передать на баланс, считай, в собственность частного кооператива почти две тысячи метров основных площадей. С производственной точки зрения эти цеха были самыми важными и самыми основными, но именно сейчас они простаивали из-за частых перебоев с поставками. Смыкалов не спал всю ночь. Зина выходила на кухню и видела, как он пьет кофе, лихорадочно обдумывая, как именно ему поступить. Звонить Кирюхину ему не хотелось. Он считал, что вполне может решить все вопросы сам. Дело было даже не в площадях, которые они передавали на баланс другого, частного предприятия. Дело было в оборудовании и станках, которые оставались в этих цехах. По ценам еще восемьдесят шестого года там находилось импортного оборудования на шесть миллионов рублей. Новые хозяева готовы были уплатить за оба цеха вместе со станками полмиллиона долларов. Это были неслыханные, невозможные и очень большие деньги.

В какой-то момент Илья Данилович понял, что просто боится передавать такую часть государственного оборудования частным лицам, и, пригласив к себе Иосифа Наумовича, позвонил Борису в Хельсинки.

– Халифман принес предложение от наших арендаторов, – сообщил он Кирюхину, – они хотят забрать у нас два цеха с оборудованием и наладить там собственное производство. Кажется, колбасных изделий.

– Какие цеха?

– Четвертый и семнадцатый, – пояснил Смыкалов, – я даже не знаю, что делать. Хотя платят довольно неплохо.

– Сколько платят? – уточнил Борис Захарович.

– Сколько? – почему-то спросил Смыкалов, обращаясь к Халифману, хотя помнил, что речь шла о конкретной сумме.

– Скажите ему, что триста тысяч долларов, – не моргнув глазом, сообщил Халифман.

Смыкалов хотел спросить, почему сумма уменьшилась почти вдвое, но, взглянув на сидевшего перед ним начальника отдела снабжения, тихо назвал именно эту сумму.

– Триста тысяч долларов.

– Неплохо, – неожиданно услышал он в ответ, – мы все равно пока эти цеха не потянем. Поставщики срывают все договоренности, а у нас даже нет денег на зарплату рабочим.

– Что нам делать? – волнуясь, спросил Илья.

– Отдавай, – решил Кирюхин. – Скажи Халифману, что он получит свои десять процентов. Не больше. Ты получишь двадцать, а я пятьдесят, как полагается. Остальные деньги сдадим в фонд комбината, чтобы у нас была возможность помочь нашим людям. Ты все понял?

– Конечно. – Илья написал цифры на листке бумаги.

Тридцать тысяч – Халифману, шестьдесят тысяч долларов – ему и сто пятьдесят тысяч получит Кирюхин. И еще шестьдесят нужно будет перевести в фонд комбината. Он посмотрел на эти суммы. Его собственная сумма ему понравилась. Но, положив трубку, он взглянул на Халифмана.

– Мы говорили о пятистах тысячах, – напомнил Смыкалов. – Где остальные двести?

– Он оставил мне десять, а вам с царского плеча дал двадцать процентов, – ответил Иосиф Наумович, посмотрев на цифры. – И вам не обидно? Все документы оформляем и подписываем мы с вами, а пятьдесят процентов забирает Кирюхин.

– Что ты предлагаешь?

– Остальные деньги поделить, – деловито предложил Халифман, – по сто тысяч каждому. Я думаю, так будет справедливо.

Смыкалов прикинул, что за сто шестьдесят тысяч долларов он купит себе лучшую квартиру в центре города. Тогда еще московские цены не взлетели до небес и за тридцать-сорок тысяч можно было купить трехкомнатную квартиру в доме сталинской постройки.

– А если он узнает? – мрачно спросил Смыкалов.

– Не узнает, – убежденно произнес Халифман, – все переговоры проходят только через меня. А в договоре будет только сумма в шестьдесят тысяч долларов, которую мы официально получим на наш счет.

– Это опасно, – задумчиво сказал Илья Данилович, – если он узнает, то выгонит нас обоих.

– Не узнает, – повторил Иосиф Наумович, – а если даже и узнает, то не выгонит. Мы ему нужны, очень нужны. И для всех последующих операций, и для приватизации комбината. Он один с этим не справится. Ему нужны такие помощники, как мы. По существу, мы даже помогаем ему делать деньги. Он ведь вечно витает в облаках, все еще надеясь вытащить наш комбинат из той ямы, куда мы катимся.