Побочные эффекты - Ирина Градова Страница 41

– Определенно – человек, любящий власть и умеющий ее использовать. Община при нем процветает, каждый занят своим делом. Оставляя за скобками то, что никакой он не батюшка, а проповеди его – чистой воды набор слов вперемежку с цитатами из православной литературы, Досифей – хороший управленец. Что же касается того, способен ли он на убийство… Никогда не знаешь, на что может решиться человек, когда делу его жизни что-то или кто-то угрожает! Абсолютно уверена я лишь в том, что он не стал бы этого делать собственноручно. Более того, допускаю, что убить Олега мог кто-то даже без его приказа, полагая, что совершает благое деяние!

– Вы беседовали с людьми в общине, как, по-вашему, они зомбированы?

– Трудно сказать. Они произносят почти одинаковый текст о том, что присоединились к общине добровольно, а все пожертвования сделали от чистого сердца. Все подчеркивают, что в общине обрели душевный покой и прекрасно себя чувствуют под крылом своего духовного наставника. Нам не удалось побеседовать только с Дорошиной.

– Почему?

– Ее не оказалось среди опрашиваемых. Все были на месте, кроме нее.

– Как Досифей объяснил ситуацию?

– Да никак: сказал, что Дорошина, возможно, отлучилась по делам и не слышала, как Марфа собирала людей по списку. Мне это не нравится: Дорошина – дама образованная, могла и подвергнуть сомнению авторитет Досифея. Поэтому, думаю, придется вернуться в общину: либо она в самом деле куда-то уходила, либо с ней случилось что-то плохое!

– Да, непонятно… Алла Гурьевна, я хотел с вами поговорить о Шурке.

– Я вас внимательно слушаю! – насторожилась Алла.

– Не хотел, признаться, но…

– Дамир, в чем дело? – перебила Алла. – Я с ним говорила по телефону, и он попросил отгул по причине плохого самочувствия, однако я что-то не припомню, чтобы наш Александр когда-либо болел!

– Вот-вот, Алла Гурьевна, и я об этом! После похода на это… «коллективное моление» парень сам не свой.

– Можно поконкретнее?

– Да не знаю я, как поконкретнее… Ну, Шурик ведь не пьет, так?

Алла настороженно кивнула.

– Ну вот, а он какой-то… не такой, как обычно. Я спрашиваю его о том, что было на этом чертовом «молении», а он мычит что-то неопределенное! Поговорили бы вы с ним, а? Может, с ним что-то сотворили там?

– Кто?

– Ну, сектанты эти?

– Белкин на месте?

– Да, просматривает записи с автозаправки.

– Пригласите его ко мне, Дамир. И не говорите зачем, ладно?

* * *

– Снова благотворишь, да? – хмыкнул Иван, пополняя бокал Мономаха: янтарная жидкость плескалась в бокале, сияя тысячами маленьких солнышек в свете яркой лампы в его кабинете. Друзей не смущало, что за стенкой находится прозекторская: в конце концов, живых надо бояться, а не покойников!

Как же приятно вновь встретиться с Иваном – Мономаху показалось, что они не виделись несколько месяцев, хотя прошло чуть больше двух недель с тех пор, как он уехал из города!

– Есть немного, – вздохнул Мономах, тихонько стукнув бокал Гурнова своим. – Это – смешные деньги, так что и говорить не о чем!

– Помнишь, ты обещал, что будешь брать меня в долю? Я тоже хочу подготовить себе место на небесах!

– Вот если не удастся устроить квоту в ближайшее время, тогда обращусь к тебе: поможем бабуле напополам.

– Идет! – Гурнов отхлебнул из своего бокала. – Ну, а как дела с… ну, ты понимаешь, с чем?

– Да пока никак. Артем там уже больше двух недель, а мы ничего не знаем об Олеге…

– Так, может, и знать-то нечего? – предположил Иван. – Вы почему-то вбили себе в голову, что этот, как его…

– Досифей.

– Ну да, что он его убил, но кто это сказал?

– Ты всерьез полагаешь, что гибель Олега – случайность?

– Нет, конечно, ведь таких совпадений не бывает, но почему именно Досифей? Ты же не знаешь, что произошло между тем временем, как ты проводил его в общину, и убийством, верно? Вдруг он успел поссориться с кем-то?

– Олег – поссориться? – недоверчиво покачал головой Мономах. – Как будто ты его совсем не знаешь!

– Ну, допустим, его-то я знаю, а вот другие… Что, если Олег столкнулся с какими-то отморозками, они повздорили, и случилось то, что случилось?

– Не думаю, – упрямо поджал губы Мономах. – Я нутром чую, что смерть брата связана с общиной, но пока не понимаю, как именно!

– Что ж, тебе виднее… Не боишься за Темку?

– Не сыпь мне соль на сахар! – буркнул Мономах, передернув плечами. – Я ведь его за собой не тащил, он сам вызвался – сказал, что Досифей ни за что не поверит, что такой человек, как я, вдруг решил к ним присоединиться!

– Должен признать, что твой сын прав – я бы, во всяком случае, не поверил!

– Ну, спасибо, друг!

– Обращайся. Если, как ты говоришь, вы ничего не выяснили, может, пора Темку вытаскивать? Черт знает, чем они там занимаются, в общине!

– Думаешь, я не пытался? Ему не хочется уходить с пустыми руками, видишь ли!

– Ох, кого-то он мне до боли напоминает!

– Интересно, кого? Кстати, Суркова побывала у Досифея – у нее там какое-то дело с этим пересеклось.

– Да ну?

– Темка сказал, что люди пропали, и позже всплыли в общине.

– То есть они живы-здоровы?

– Вроде да, только одну тетку не нашли, но Суркова просто так с Досифея не слезет: обещала вернуться и обязательно поговорить с ней!

– Ну да, Суркова – она такая… А остальные что?

– Не знаю, насколько в порядке могут быть те, кто все бросает и отправляется жить в какую-то коммуну, которой руководит человек с сомнительным статусом, но – да, все они вроде находятся там по доброй воле и ни на что не жалуются. В нашу последнюю встречу Тема упомянул некий «Дом Ангела», который, возможно, ему удастся посетить. Он думает, что это может пролить свет… хоть на что-то!

– Что за «Дом Ангела»?

– Понятия не имею. Он сказал, что далеко не каждого приглашают в этот самый дом и только те, кто нравится Досифею, попадают туда по несколько раз.

– О как!

– Представь себе!

– Что же там, медом намазано?

– Если у Темки получится туда прорваться, может, он что-то выяснит. Или хотя бы поймет, что нечисто в общине.

– Да ладно – нечисто, и так ясно: ни в одной секте чисто не бывает! Либо они там бабами обмениваются, либо с собственными детьми, прости господи, детей делают… Да все что угодно!

– Про это Тема не рассказывал, – покачал головой Мономах. – Только про сбор денег и про то, что все, кто приходит в общину, обязаны внести свой «посильный вклад».