Время «Ч» - Инна Тронина Страница 40

Ветер был южный, а Всеволод шёл на север, и потому глаза его не страдали. А вот людям, что двигались ему навстречу, приходилось несладко. Бесконечный поток шёл на Исаакиевскую площадь, а Грачёв торопился к телецентру. Там они должны были встретиться с Минцем, который позвонил Всеволоду с Литейного. Он сказал, что Захара Горбовского целый день нет на месте, и по поводу предстоящей операции докладывать некому. Грачёв, только что вернувшийся из Владикавказа, бросил всё и побежал решать проблемы, чтобы успеть к вечеру подготовить операцию.

Петренко был в отпуске, в Ялте, и Захар даже не успел оставить заместителя. Вихрь политических потрясений закружил его, как пушинку, лишив возможности работать. Горбовский являлся депутатом Верховного Совета России, его срочно вызвали в Москву на экстренное заседание.

От этого начальник, кажется, сумел отбиться. Но из Мариинского дворца всё равно не вылезал, и потому его отдел оказался предоставлен сам себе. О таком бандиты могли только мечтать. Нужно было постараться, чтобы они о своём счастье как можно дольше не узнали. Налаживать работу приходилось в авральном режиме, и Саша и решил вызвать Грачёва.

Омоновский командир Владислав Вершинин, с которым Всеволод работал зимой по купюрам, позвонил ему из своей квартиры на улице Чайковского. Влад забежал туда всего на несколько минут, чтобы пообедать и сообщить жене Майе, что его всю ночь не будет дома. Сейчас омоновцы охраняли телецентр, но от кого конкретно, никто не понимал. Двумя днями раньше Влад договорился с Захаром, что пятеро его парней примут участие в задержании оружейного конвоя. Теперь Всеволод думал, что им придётся обойтись без этой, весьма существенной подмоги.

В глубине души Грачёв надеялся, что все вместе они придумают выход из положения. Войска в Ленинград не ввели, и уже было ясно, что не введут. Массовый психоз нагнетался искусственно, причём очень успешно. Толпы людей с горящими глазами метались по улицам и площадям, размахивая триколорами, арматурой, бутылками с неизвестным содержимым и прочими опасными предметами. В Москве все указания о чрезвычайном положении игнорировали, подавая ленинградцам пример. Ладно, разным лоботрясам, которым надоели прежние развлечения, хочется покрасоваться ночью на так называемых баррикадах, но милицию-то зачем от дела отвлекать?

Разумеется, Стеличек сейчас и поедет – он давно просёк ситуацию. Надо поскорее собраться где угодно, пусть на улице Чапыгина, и решить, как вести себя ночью. Поскольку Влад сейчас там, они с Минцем тоже подъедут и обменяются своими соображениями. А если бы ещё и Озирский подскочил, было бы полное счастье…

Всеволод так задумался, что не сразу услышал Лилины крики у себя за спиной. Она бежала сзади, в туфлях на шпильках и красивом кремовом платье с обильной вышивкой. Ветер надувал пузырями полупрозрачные ниспадающие рукава, закручивал вокруг ног подол и вздымал дыбом её светлые блестящие волосы.

– Лилька, ты-то зачем выскочила? – Грачёв наконец-то очнулся от задумчивости. – Вернись сейчас же – вон, гроза начинается!

Воспользовавшись остановкой, Лилия нагнала Всеволода и вцепилась в рукав его пиджака в мелкую серую клетку.

– Севочка, миленький, не ходи туда – я боюсь! Ты видишь, что делается? Только что гроб отвозил, даже отдохнуть не успел. Вдруг и тебя тоже?..

– Отстань! – Всеволод вырвал у Лилии рукав и зашагал дальше. – Двум смертям не бывать…

– Подожди, Севочка! – взмолилась Лилия, смешно прыгая следом. – Каблуки у меня…

– Я же говорю тебе – возвращайся! – прорычал Грачёв. – Как это мне туда не ходить? Я при исполнении, понимаешь? А ты иди обратно, будь вместе с детьми. Там же Светка, которая, на тебя глядя, тоже увяжется. Мать ты или нет, в конце концов?

Молния озарила тротуар, дома, автомобили, ограду садика и деревья за ней. Гром на сей раз грохнул просто оглушительно, и тут же по асфальту заколотили капли. Всеволод сделал последнюю попытку отправить Лилию домой.

– Поворачивай, мать твою! Видишь, какая гроза? Вымокнешь, заболеешь, и возись потом с тобой! И так лёгкие ни к чёрту…

А навстречу, не обращая внимания ни грозу, двигалась бесконечная толпа. Там было много женщин и детей, некоторые даже в колясках. Заметив мамашу с крошечным младенцем, Всеволод разъярился окончательно.

– Вот ведь бабы! Наверное, вчера из роддома вышла, а сегодня уже на митинг прётся… Я б такую на месте родительских прав лишил, будь моя воля. Куда детишек тащат, стервы?

– Севочка, у меня же правда каблуки сломаются! – канючила Лилия. – Не беги так! Тебе что, на пожар надо?

– Примерно так, – процедил Грачёв сквозь зубы. – А ты выбирай одно из двух. Или возвращаешься домой, или бежишь босиком. Кому какое дело до тебя, в натуре?

Всеволод раскрыл зонт, который всё это время держал в руке.

Панель кипела пузырями; мощные потоки воды смывали с неё грязь и мусор. Из серо-жёлтого неба то и дело вылетали трепещущие голубым светом зигзаги, уходили в Неву, в землю, в громоотводы. Лилия с облегчением скинула туфли и припустила за Всеволодом, легко выдерживая взятый им темп.

При этом она успевала спрашивать, заглядывая другу в лицо:

– Почему стервы, Севочка? Женщины и дети – всё-таки препятствие для солдат. Они смогут оставить наступление, наверное. Если у военных есть хоть капля совести…

– Ну, давай, давай! – подзадорил Грачёв. – Бери Костю с Яшей – и вперёд. А я тебе до кучи беременную Светку пришлю, и Богдана в придачу…

– Нет, конечно, не все могут на такое решиться, – согласилась Лилия, смахивая с лица дождевые капли. – Я бы, например, со страху умерла. Но если женщины находят в себе силы, верят в правоту своего дела, никто не может им запретить…

– Вот и плохо, что никто не может! – Грачёв, подхватив Лилию под мышку, перенёс её через осколки от разбитой бутылки. – Если бы я раньше не работал в КГБ, мог поверить во всякие такие байки. Я что, не знаю, как перевороты совершаются? Проходили это – тема у нас такая была. И нынешнему председателю я бы даже кола не поставил за организацию дела. Ты можешь себе представить, чтобы реальных путчистов могли остановить женщины с детьми? Тогда это – не путчисты, и хватит повторять всякий бред. ГКЧП – просто остолопы, причём весьма мирные и даже трусливые. Не понимаю, зачем им вообще потребовалось во всё это вписываться. Мутная какая-то история, над которой я потом подумаю на досуге. А ажиотаж разводят именно те, кто надеется от этого выиграть, продвинуться по карьерной лестнице. Жаль ради всего этого детей мучить на площадях. Они, когда вырастут, спасибо за это не скажут…

Вдрызг мокрые, несмотря на зонтик, они перешли Карповку. За всё время Всеволода и Лилию не нагнал ни один автобус или троллейбус. Общественный транспорт вообще куда-то исчез, а весь Кировский проспект заняли демонстранты, их машины и мотоциклы. Гроза улетела так же быстро, как и собралась. Дождь ещё капал какое-то время, а потом выглянуло солнце, и воздух тут же опять стал жарким.

– Севочка, ну неужели тебе не могут дать ни дня передышки? – всхлипывала Лиля, снова терзая грачёвский рукав. – Человек ты или машина?