Крепость королей. Проклятие - Оливер Петч Страница 40

– У меня не так много времени, – перебил его незнакомец. – Я проделал сюда долгий путь.

Он сдвинул берет на затылок, и Гесслер увидел, что лицо у гостя чернее ночи. На его фоне холодными, сверкающими бриллиантами поблескивали белые глаза.

– Очень долгий путь, – повторил незнакомец.

Он вдруг запустил руку в карман широких, разрезных штанов и извлек мешочек звонких монет. Быстрым движением незнакомец толкнул кошель по столу, так что тот остановился прямо перед Гесслером.

– Плата за исполнение моего скромного желания. Еще столько же вы получите, если ваша помощь принесет пользу.

Гесслер в изумлении развязал мешочек. В нем лежали золотые монеты иноземной чеканки. Столько денег наместник не зарабатывал даже после сбора годовых податей! Сердце подскочило к самому горлу, однако внешне он сохранил самообладание.

– И в чем же заключается ваше желание? – спросил Гесслер по возможности бесстрастно.

Мешочек тем временем скрылся в одном из ящиков стола.

Незнакомец изложил ему свою просьбу.

Гесслер слушал с напряженным лицом. Просьба была необычная, но и незнакомец был не менее странным. За такие деньги он мог бы попросить отравить мельничный ручей или выкрасить все дома синим цветом. Гесслер ненадолго задумался, после чего нерешительно произнес:

– Вообще-то в данном случае вам помогли бы церковные книги. Вот только их, как назло, три года назад уничтожил пожар. Какая досада… – Он выдержал паузу и тонко улыбнулся, заметив, как нахмурился собеседник. – Но дело ваше, как я вижу, не терпит отлагательств… Думаю, я знаю кое-кого, кто мог бы вам помочь. Возможно, там найдутся какие-нибудь документы или что-то вроде того… Правда, обещать ничего не могу.

– И кто же этот кто-то? – спросил незнакомец.

Гесслер назвал ему имя женщины и место, где ее можно найти.

Незнакомец поднялся с кошачьей грацией и отвесил поклон. Только теперь Гесслер заметил саблю, висевшую на посеребренной перевязи у бедра. Ножны, гарда и рукоять были в царапинах и глубоких зарубках, пятна ржавчины обезобразили оружие, бывшее когда-то шедевром кузнечного ремесла. Судя по ее виду, сабля нередко покидала ножны.

– Приятно иметь с вами дело, – сказал незнакомец.

Он говорил бегло, хоть и с акцентом, которого Гесслер прежде не слышал.

– Если ваши указания приведут к желаемым результатам, я вернусь. Если же нет… – он выдержал паузу. – Ну, да я вернусь в любом случае. Нет нужды напоминать, что этот разговор остается между нами. Хоть одно слово кому-нибудь постороннему, и…

Незаконченная фраза повисла в воздухе.

– Вы что, угрожаете мне? – бесстрастно спросил наместник.

– Подумайте о втором кошельке. Скоро он может стать вашим.

Незнакомец развернулся и, не прощаясь, вышел через открытую дверь. Какое-то время с лестницы еще доносились его шаги, потом воцарилась тишина. Гесслер поежился и накинул на плечи теплый шерстяной плащ. Казалось, по кабинету пронесся холодный ветер.

Через некоторое время наместник выдвинул ящик и снова взвесил в руке тяжелый мешочек с монетами.

При этом он почему-то не чувствовал радости.

* * *

После визита матери Матис начертил на каменной стене еще пять линий. Каждый день он ждал, что Эрфенштайн выдаст его Гесслеру или мать сообщит ему о смерти больного отца.

Часы нескончаемо тянулись один за другим. Однообразие прерывалось лишь в те мгновения, когда Ульрих Райхарт или кто-то еще из стражников приносил поесть. Тогда люк в потолке ненадолго открывался и яркий свет падал на бледное лицо Матиса. Иногда Ульрих что-нибудь говорил в утешение, но в основном узник пребывал наедине со своими мыслями.

Чтобы хоть как-то отвлечься, он начал вспоминать запрещенные записи, полученные в свое время от Йокеля. Закрывая глаза, Матис ясно видел перед собой строки и мысленно перечитывал требования крестьян, шепотом повторял тексты, в которых говорилось о лучшем мире. О мире без князей, графов и епископов. Но их всякий раз сменял новый образ и отвлекал Матиса.

Это было лицо Агнес.

Наверное, в тридцатый раз за день юноша достал рисунок, на котором Агнес нарисовала их двоих в лесу. Пергамент уже покрылся пятнами, порвался в некоторых местах, и краски потускнели, но Матис по-прежнему чувствовал едва уловимый аромат, который напоминал ему об Агнес. Она не приходила к нему уже несколько дней. Поначалу он убеждал себя, что так даже лучше, но потом понимал, как ее не хватает. Ну почему она дочь этого упрямого наместника, будь он неладен!..

От злости Матис чуть было не смял листок, но вовремя одумался, аккуратно сложил его и спрятал за пазуху. Затем поднялся и, точно зверь в клетке, принялся мерить шагами камеру. От одной стены к другой, пять шагов туда, пять обратно…

Несколько мышей составили ему при этом компанию. Матис прикормил их хлебом, так что со временем они стали доверчивее. В надежде на корм они с писком бегали под ногами. Одна из них, чуть больше и настырнее остальных, особенно полюбилась Матису. На ее серой шерстке пестрело несколько черных и белых пятнышек. Матис смеха ради окрестил ее Йокелем и время от времени подбрасывал ей особенно большие кусочки. Вот Йокель проскочил у его правого башмака и скрылся в угла камеры, где была навалена куча грязной соломы. Матис присел на колени и попытался выманить его, но зверек не выходил. Должно быть, прятался где-то в соломе.

– Йокель, ты где? Выходи, бесстыдник…

Матис осторожно подобрался к куче и расшвырял ее ногой.

– Попался!

Но Йокель исчез.

Как такое возможно? Уж не раздавил ли он мышь? Матис в растерянности наклонился и тогда заметил в углу дыру. В том самом месте, где стеновая плита соприкасалась с полом. Он с любопытством просунул в нее палец…

…и оцепенел.

Плита была всего в пару сантиметров толщиной, и за ней, судя по всему, открывалось пустое пространство. Матис внимательно простучал стену вокруг мышиной норы. Действительно, плита до высоты бедер оказалась тоньше остальных. Справа и слева ее окружал сплошной камень. До сих пор место оставалось незаметным, потому что его скрывала куча соломы и мусора.

Матис задумчиво наморщил лоб. Что все это значило? Он знал, что донжон служил последним рубежом обороны, когда враг штурмовал крепость. Стены зачастую были в несколько метров толщиной, и вход располагался на большой высоте. Но иногда наружу выводил туннель. Там, где прежде высился донжон Трифельса, теперь находились подвалы и кладовые, а над ними – кухня и жилые комнаты. А если крепость действительно была такой старой, как утверждала Агнес, то вполне возможно, что здесь еще сохранились тайные проходы…

Проходы, которые вели на свободу.

У Матиса перехватило дыхание. Он оглядел колодец и попытался сориентироваться. Плита находилась у стены, обращенной к внутреннему двору. От него до восточной стены шагов двадцать, не более. Неужели он и вправду отыскал путь к бегству?