Твои дни сочтены - Марина Серова Страница 40

Фигура Привольнова – вот что не давало мне покоя с самого начала расследования. Его подозрительное поведение – о чем оно говорит? Он не убивал, это понятно. Убила женщина. Не стоит ли за этой незнакомкой Привольнов? Может быть, но опять я упираюсь в отсутствие мотива.

Но ведь кто-то дописал за Олесю эти строчки об инцесте. Без литературной экспертизы видно, что дописал. И сделал это двадцать седьмого апреля, то есть сразу после начала моего расследования.

Заварив себе кофе покрепче, я снова погрузилась в размышления. Спустя полчаса прошла в свой кабинет, включила компьютер, снова открыла Олесин файл и прочитала текст внимательно с начала до конца.

Затем набрала номер домашнего телефона учительницы Зеленцовой, потом – учительницы литературы тридцать седьмой школы Ирины Евгеньевны. Поговорив с ней насчет текста файла и выслушав ее мнение, я пришла к выводу, что пора осуществить ряд последовательных действий. В этом ряду значились откровенный разговор с Милехиным, посещение парочки Севастьянова – Кутепов и, наконец, разборка с Алексеем Привольновым.

Я уже собралась было отправиться к Севастьяновой и ее Вовику, как меня остановил телефонный звонок. Подняв трубку, услышала ровный голос Елисея Державина:

– Татьяна Александровна, здравствуйте. Я позвонил насчет новостей по делу.

– К сожалению, пока конкретного ничего нет, – ответила я.

Для меня было абсолютно ясно, что Державину ни под каким видом нельзя было раскрывать все, что я прочитала в компьютерном файле Олеси Милехиной. Даже если это стопроцентная провокация.

Несвоевременным я считала пока и сообщать ему информацию о беременности Олеси. Вот когда расследование будет завершено, а все точки над «i» расставлены, тогда и можно рассказать. В конце концов, он, может быть, будет не так мучиться, зная, что погибла одна Олеся, а не вместе с нерожденным ребенком.

– Вам еще нужны ключи от квартиры Олеси? – спросил сразу каким-то поникшим голосом Державин.

– Нет, если хотите, я могу их вам вернуть.

– Тогда давайте встретимся сегодня у нее дома.

– Хорошо, в два часа, – ответила я, рассчитывая к этому времени уже провести разговор со «сладкой парочкой» двух потрепанных жизнью тунеядцев.

– Договорились, – сказал Державин и повесил трубку.

А я поспешила к матери Олеси. Дверь мне открыл, как и в первый раз, Вовик Кутепов. Сначала он, видимо, по привычке, маслено улыбнулся, а потом, рассмотрев меня более пристально, убрал улыбку со своей физиономии.

– Проходите, – сказал он тем не менее любезным тоном.

Я не стала благодарить его за вежливость, а просто прошла в комнату.

– Вовик, пока не поздно, кончай вести антиобщественный образ жизни с этой аморальной особой, – обернулась я к нему, явно имея в виду Клепу, которая нахохлившись сидела в старом кресле.

Вовик почему-то растерялся. А Севастьянова, услышав эти слова, сделала возмущенное лицо. Мое поведение, конечно, откровенно провокационно, но именно на эту реакцию я и рассчитывала.

– Слушай, если ты сейчас точно не ответишь мне на мои вопросы, я тебя сдам Милехину, и ты пожалеешь, – грубым тоном обратилась я к хозяйке квартиры, опережая ее возмущенные тирады. – А еще влеплю тебе парочку-троечку лет за шантаж родной дочери. Поняла, актриса погорелого театра?

И тут я убедилась, насколько действенен подобный подход по отношению к простым людям, находящимся на социальном дне. Севастьянова вдруг испугалась, прижала руки к лицу и посмотрела на меня как кролик на удава.

– Ты говорила Кристине, что Олеся спит с Милехиным? Это ты придумала? – продолжила наседать я. – Если не скажешь правду, от тюрьмы тебе не отвертеться! Ну! Говори быстро, пока не поздно!

– Я, я придумала, – выдавила из себя Севастьянова. – Мне деньги были нужны. А Олеся вроде и не возра…

– Это меня не интересует, – решительно перебила я. – Кристина об этом узнала от тебя? Когда узнала?

– Мы с ней выпивали за упокой после того, как Олесенька умерла…

Я с отвращением посмотрела на женщину, которая не была достойна называться матерью. Даже я, не склонная к высокопарности, не могла бы выразиться иначе. И, не дожидаясь театральных всхлипов и фальшивых слез, развернулась и пошла продолжать осуществлять свой план.

* * *

Я приближалась к подъезду дома, где жила Олеся Милехина, когда увидела, что в мою сторону бежит Галина Дмитриевна, грузно переваливаясь с боку на бок.

– Татьяна Александровна! – закричала она еще издали. – Ой, как хорошо, что я тебя увидела! Я уж чуть было не ушла.

– Здравствуйте, Галина Дмитриевна, – поприветствовала я женщину. – Вспомнили что-нибудь?

– Нет, другое… Ой, погоди, сейчас отдышусь.

Галина Дмитриевна достала платочек и вытерла лицо, блестевшее от пота.

– Я тебе нашла у-ли-ку! – таинственным тоном произнесла она и для пущей важности подняла палец. – Стопроцентное доказательство! Одним словом, тут приятельница есть. Я тебя сейчас к ней свожу, она тебе все расскажет. Пойдем!

Галина Дмитриевна повела меня к своему подъезду, рассказывая на ходу о том, как разговаривала с некоей Анастасией Петровной просто так, за жизнь. И разговор у них плавно перешел от дачных проблем и повышения платы за коммунальные услуги к Олесе Милехиной. И вот тут-то Анастасия Петровна и рассказала приятельнице о чем-то таком важном, что, без сомнения, мне, как детективу, может очень пригодиться.

– Она у нас как справочное бюро: всегда все знает, – с легким осуждением сказала Галина Дмитриевна, нажимая кнопку звонка квартиры, находившейся на первом этаже.

– Кто там? – спросили из-за двери.

– Это я, Анастасия Петровна, Галя. Открывай. Я тебе сыщицу привела, – зычно ответила Галина Дмитриевна.

Дверь открыла старушка лет семидесяти с живыми любопытными глазами и лицом человека, привыкшего всюду совать свой нос, подсматривая и подслушивая.

– Проходите, – сказала она, окинув меня цепким, оценивающим взглядом с головы до ног.

Мы с Галиной Дмитриевной прошли в комнату и сели на диван.

– Вот, – торжественно объявила Галина Дмитриевна, делая широкий жест, – теперь рассказывай все, о чем мне вчера говорила!

– Значит, так, – начала рассказывать Анастасия Петровна, сияя от осознания собственной значимости. – Я пошла за хлебом. Это было в тот день, когда девчушка Милехиных померла. Вот, значит, выхожу я, а у лифта стоит незнакомая молодая женщина. И кто это, думаю, такая? К кому пришла? Что-то я ее раньше здесь не видела. Может, думаю, любовница чья?

– Как она выглядела? – быстро спросила я.

– Красавица! – с восторгом ответила Анастасия Петровна. – Прямо как актриса! Высокая, стройная! Ножки словно выточенные. Волосы светлые, локонами вьются до плеч. Глаза, правда, были закрыты темными очками, и я их не увидела. Одета в куртку. Туфли у нее были интересные: сзади блестящая цепочка, а спереди маленький блестящий цветочек. Красивые туфли! В руке красавица держала большой пакет. Я на него тоже внимание обратила. Яркий такой пакет, а на нем Майкл Джексон!