Белая и пушистая - Марина Серова Страница 40

Я передернулась, вспомнив холодное прикосновение пистолета к виску. Покосилась на часы и принялась подниматься с кровати. Время приближалось к трем часам дня.

Я спокойно проследовала на кухню и не спеша сварила себе кофе. С наслаждением выпив две чашки, принялась за завтрак. Поздноватым он у меня получился, но что поделаешь – непредвиденные обстоятельства нарушили привычный режим.

После завтрака я не выдержала и набрала номер Мельникова.

– Ну что там? – коротко спросила я, и Андрей сразу же понял, что я имею в виду.

– Думаю, в архив все же придется сходить. Но может быть, все-таки не сегодня, а, Таня? Я устал как собака.

– Нет, Андрей, – решительно заявила я. – Я не хочу терять день. Мой клиент уже и так грозился отказаться от расследования.

– У тебя вроде бы была клиентка, – заметил Мельников.

– Это номинально, – вздохнула я. – А финансирует расследование ее бывший супруг. Весьма неприятный и грубый тип. Так что мне тянуть время резона нет.

– Ладно, – с легкой досадой согласился Мельников. – Приезжай. Заодно пообщаемся насчет Стригунца. Или за тобой машину прислать?

– Зачем? – засмеялась я. – Я и сама водитель со стажем!

– Не веселись так, Иванова! – строго сказал Мельников. – Ты мне все управление переполошила.

– Каюсь, Андрей, каюсь, но ведь Стригунец за решеткой! – попыталась убедить его я.

– Ну хорошо, – после недолгого раздумья согласился Мельников. – Только поторапливайся.

– Угу, уже еду, – быстренько проговорила я и стала на ходу одеваться.

Если я и на этот раз задержусь, Мельников долго ждать не будет, сразу поднимет всех на уши. Я усмехнулась, представив эту картину, но, подумав о последствиях, только вздохнула и пошла в прихожую обуваться. За окном уже был день, который клонился к вечеру, а мне почему-то казалось, что сейчас раннее утро. Я чувствовала себя выбитой из привычного режима – день перемешался с ночью.

«Интересно, – спускаясь по лестнице, подумала я, – а в клинике больше ничего не произошло за время моего отсутствия?»

Но звонить сейчас туда и интересоваться новостями я не стала. Услышав, что мой сотовый запиликал, поднесла его к глазам и увидела высветившийся номер Романа Анатольевича Стрельцова. Махнув рукой, я не стала ему отвечать, а потом и вовсе отключила телефон, злорадно усмехнувшись.

…Уже подъезжая к управлению, я издалека увидела около входа фигуру Мельникова. Он прохаживался туда-сюда чуть нервно, всматриваясь в проезжавшие мимо машины. Завидев «Ситроен», двинулся мне навстречу.

«Черт побери, а все-таки это приятно, – мысленно улыбнулась я. – Сам подполковник лично встречает у входа!»

– Пойдем быстрее, – Мельников взял меня за руку, – нас уже ждут.

Мы обошли здание и подошли к довольно невзрачной двери в углу двора. Мне и раньше доводилось бывать в архиве, правда, нечасто, всего несколько раз.

Открыв дверь, мы оказались перед довольно мрачной лестницей, ведущей вниз.

– Почему все архивы обязательно находятся в подвале? – возмущалась я, так как с лестницами в подвал у меня были связаны не самые лучшие недавние воспоминания.

Мельников только посмеивался.

В подвале нас встретил невысокого роста пожилой мужчина с абсолютно седыми волосами, торчащими в разные стороны, и седыми бакенбардами. Из-под нависших бровей блестели темные, как спелые вишни, глаза. Во взгляде старика чувствовались интерес и внимание.

– А это и есть наш архивариус, – сделал широкий жест Мельников.

– Лазурит Владимирович Калюжный, – представился он, с интересом рассматривая меня.

– Очень приятно, – улыбнулась я, стараясь скрыть свое удивление от столь редко встречающегося имени.

– Наслышан, наслышан, – хитровато, почти по-ленински прищурился Лазурит Владимирович. – Да вы проходите, молодые люди. Что вас интересует?

– Где-то лет двадцать назад в нашем городе был процесс над медработниками. В общем, это все, что мне известно… – несколько растерялась я.

– Присаживайтесь, – указал архивариус на стулья и сел сам.

Он выдержал паузу, обвел нас с Мельниковым взглядом, как бы набивая себе цену, и неторопливо начал:

– Я хорошо помню этот, как вы выразились, процесс… Темное это дело… Непонятное… Но совсем не потому, что мало было материала. Вон, – он кивнул в сторону полок, – целых три тома. Все огроменные. Только сам процесс был, как бы это сказать, – не к месту, что ли…

Лазурит Владимирович снова взял паузу, не спеша достал пачку «Беломорканала» и, выбив оттуда папиросу, закурил. Когда сизый дом поднялся под потолок архива, архивариус продолжил свою неторопливую речь:

– Почему я так хорошо это помню? – улыбнулся он, поглядывая на меня. – Да по очень простой причине. Я работал тогда секретарем в суде. В том числе и на этом процессе. Странное дело было даже для того времени. Совершенно непонятно, зачем его вообще в суд пустили. Никакого приговора тогда и не было никому и быть не могло.

– Это почему? – удивилась я.

– Да потому что речь шла о продаже так называемых наркотических препаратов. А как всем известно – наркомании в Советском Союзе не было. Это же 1989 год! А нет наркомании – нет и проблемы.

– Вот как, – заметила я.

– Процесс был, конечно, закрытый. – Лазурит Владимирович пристально посмотрел на нас с Мельниковым. – Никаких тебе журналистов, никаких репортеров и близко не подпускали. Да что там говорить, родственников-то – и тех не было. Все свелось к тому, что всех главных лиц больницы сняли, остальных уволили без права работать в медицине. Вот, собственно говоря, и все.

И архивариус развел руками – вероятно, для наглядности своих слов.

– А посмотреть это дело можно? – спросила я.

– Конечно, можно, – закивал Лазурит Владимирович. – Отчего же нельзя? Конечно, можно. Для этого мы здесь и сидим.

Он встал и прошаркал куда-то вглубь.

– Прошу, леди, – донеслось вскоре оттуда, – пройдите сюда.

Я встала и пошла на голос.

– Вот смотрите, – положил он на небольшой столик три увесистые папки. – Может быть, это вам поможет. Это, конечно, не судебный архив, а следственный, но все-таки…

– Да, может быть, это и поможет, – согласилась я, с ужасом глядя на папки, возвышающиеся посреди стола. – Я так думаю, что сначала нужно узнать, был ли там один человек. Скорее всего, он проходил как свидетель.

– Как его фамилия, имя, отчество? – осведомился Калюжный.

– Зинченко Михаил Владимирович, двадцать седьмого года рождения. Вдовец, имеет сына и дочь. Связь с детьми не поддерживает, – отрапортовал из-за моего плеча Мельников, которому я уже рассказала об умершем старичке.