Невеста Борджа - Джинн Калогридис Страница 40

Слуга объявил о нашем приходе, и мы вошли, а следом за нами — наша свита.

Покои оказались не особенно большими, но богато украшенными: потолки были позолочены, а стены покрыты эмалью и изумительными фресками Пинтуриккьо с христианскими и языческими сюжетами. Ниже фресок стены были задрапированы шелковыми тканями, а полы покрывали восточные ковры. Повсюду были устроены места для гостей: тугие подушки из бархата и парчи, стулья и кресла.

Папа — его широкие плечи обтягивало белоснежное одеяние — стоял, улыбаясь, у входа в обеденный зал. В отличие от Джофре он был крупным мужчиной и заполнял собою дверной проем; он раскинул руки в приветственном жесте. Его широкие плечи, шея и грудь навели меня на мысль о могучем быке.

— Дети мои! — с улыбкой воскликнул он без всякой напыщенности. — Джофре, Санча, заходите!

Он обнял сначала сына, потом меня и поцеловал меня в губы с тревожащим пылом.

— Джофре, присаживайся на свое место. Что же до вас, ваше высочество, — сказал он мне, — позвольте, я устрою для вас экскурсию по нашему жилищу.

Я не посмела возражать. Александр обнял меня за талию и провел в другую комнату, где мы оказались наедине.

— Это — Зал святых, — объявил он. — Здесь наша Лукреция выходила замуж.

Упомянуть о муже он не потрудился.

Я огляделась и едва удержалась, чтобы не ахнуть. Я была ошеломлена, словно какая-нибудь простолюдинка, впервые в жизни попавшая во дворец.

Кастель Нуово, который до нынешнего момента был воплощением моих представлений о королевской роскоши, был обставлен в испанском стиле, с белеными стенами, арочными окнами и резными потолками из темного дерева. Украшения состояли из ковров, неярких росписей, статуй. И я считала эти украшения изысканными.

Но когда я вошла в Зал святых, я была ослеплена, словно от взгляда на солнце. Никогда еще я не видела таких насыщенных цветов, такого изобилия отделки. Сводчатый потолок был покрыт бесчисленными росписями, каждая в обрамлении золотой лепнины; в некоторых красовались круглые окна. Фоном служил густо-синий цвет, равного которому я еще не видала: такая краска делалась из толченой ляпис-лазури; на этом фоне горели богатейшие оттенки красного, желтого и зеленого вкупе с чистым золотом. На каждой стене была нарисована фреска с изображением одного из святых. Я заметила святую Сусанну в ниспадающем красивыми складками синем платье, стоявшую у фонтана с двумя распутными старцами; на переднем плане были изображены кролики, символ похоти.

— Мы заплатили Пинтуриккьо немалые деньги за эту работу. Не правда ли, она прекрасна? — негромко спросил хозяин дома, а потом с вожделением добавил: — Хотя не так прекрасна, как ты, моя дорогая.

Я поспешила отойти от него и двинулась по испещренному прожилками светлому мрамору к фреске с изображением Катерины, ведущей диспут с языческими философами в присутствии императора Максимилиана; на заднем плане виднелась арка Константина. Юная святая была одета в черно-красный наряд знатной римлянки; золотые волосы, ниспадающие до талии, выглядели безошибочно узнаваемыми.

— Да это же Лукреция! — заметила я. Довольный Папа хмыкнул.

— Верно.

В нем не было благочестия — лишь земное жизнелюбие. Неудивительно, что он выбрал в качестве папского имя Александр, не христианское, но имя македонского завоевателя.

Я взглянула на потолок. Его тоже украшали росписи: мучения святого Себастьяна, святой Антоний, явившийся к отшельнику, Павел — но над всем господствовало изображение язычника и язычницы, указывавших на огромного быка. Я уже заметила, что меньшие изображения быка присутствовали повсюду, перемежаемые символами папской власти — тиарой поверх скрещенных ключей от Царствия Небесного.

— Бык Апис, — объяснил Александр. — В древнем Египте ему поклонялись как воплощению бога Осириса. Бык изображен на нашем фамильном гербе.

Прежде чем я успела как-либо отреагировать, Александр подошел ко мне и снова обнял за талию.

— Понимаешь, это символ мужской силы и энергии.

Внезапно он положил руку мне на грудь и попытался поцеловать меня. Я выскользнула из его объятий и быстро отошла. Я поняла, почему благочестивый Савонарола называл Папу Антихристом. Здесь, в папских покоях, языческий символизм предпочитали христианскому.

Папа негромко хохотнул.

— А ты у нас скромница, моя дорогая. Ну да ничего, я люблю охоту.

— Ваше святейшество, прошу вас, — откровенно произнесла я. — Я хочу лишь одного: быть верной женой вашему сыну. Я не стремлюсь в фаворитки, а вы можете выбирать из такого множества женщин…

— О, — сказал он, — но среди них нет ни одной столь же очаровательной.

— Я польщена, — парировала я. — Но прошу вас, позвольте мне остаться просто вашей верной невесткой.

Александр самодовольно улыбнулся и кивнул, хотя не похоже было, чтобы он отказался от своих планов касательно меня. Он сделал широкий жест.

— Как тебе угодно. Давай продолжим экскурсию. Мы прошли через несколько залов — все они не уступали великолепием первому, и каждый был посвящен определенной теме: Зал таинств веры, с большими настенными росписями, посвященными поклонению волхвов; Зал сивилл, с картинами, изображающими пророков Ветхого Завета, возвещающих о гневе Божьем, и суровых сивилл, языческих провидиц. Никогда еще я не видела такого выставленного напоказ великолепия и богатства; по правде говоря, я порадовалась, что посетила другие покои прежде, чем мы отправились на пир: теперь я могла не глазеть по сторонам, разинув рот, словно преисполненная благоговейного страха крестьянка.

Его святейшество более не предпринимал попыток соблазнить меня, и мы наконец-то присоединились к прочим гостям в Зале свободных искусств. Папа указал мне на место под картиной с изображением Арифметики, белокурой женщины в зеленом бархате, сжимающей в руках золотистый том.

— Ты будешь сидеть рядом со мной.

Пока он вел меня к длинному обеденному столу, уставленному подсвечниками и разнообразными блюдами — здесь была жареная птица, дичь, баранина, вино и виноград, сыры и хлеб, — я прошла мимо нескольких кардиналов. Все они принадлежали к семейству Борджа, все были облачены в традиционные алые рясы. Я пробежала взглядом по их лицам, но не нашла среди них моего красавца.

Во главе стола стояло кресло Папы, более высокое и более тщательно изукрашенное, чем остальные; справа от него сидела Лукреция. Я присела в реверансе. Лукреция ответила чопорным кивком. Она поджала красивые губы и прищурилась, ухитрившись продемонстрировать мне одной всю глубину своего презрения. Джофре ничего этого не заметил. Он поцеловал сестру и сел рядом с ней.

Мой пустой стул ожидал меня рядом с креслом Папы; меня снова разместили в точности напротив Лукреции. Я уже собралась было усесться, но меня остановил Папа, крепко и вместе с тем ласково взявший меня за плечо.

— Погодите! Наша дорогая донна Санча еще не познакомилась со своим новым братом!