Шпион против майора Пронина - Арсений Замостьянов Страница 40

— Все, командир. Сдаваться будем.

Пронин подошел к нему:

— Попрошу сдать оружие. Что у вас там?

Самодин без размаха ударил Пронина кастетом по голове, но удар получился вскользь. Пронин все-таки успел наклонить голову, а потом схватил Самодина за рукав и борцовским приемом обрушил на снег. Пронин на него навалился и нанес несколько коротких ударов, как говорят боксеры, по корпусу. Но Самодин ударил Пронина ногой, попал в голову. На секунду Пронин потерял сознание. Потом очнулся, скривился от боли. В снегу лежал кожаный тапок Самодина. А враг снова ушел… Где он? К Пронину подбежал молодой чекист.

— Товарищ Пронин? Вы лежите, лежите. Я вам врача вызову.

— Не сметь! Как тебя зовут-то?

— Никита Павлов.

— Куда Самодин утек? Ты видел?

— Да вон же он, по кустам пробирается!

Пронина передернуло: Самодин забрал «Коровина»! Впервые Пронин потерял оружие…

— Что у тебя, Никита Иванов? «ТТ»? Ну, конечно. Ладно, давай сюда. Ребят найди, всех сюда, понял? Молодец, хорошо оружие содержишь, Никита Иванов. Всех сюда, хватит уже его окружать. Доставать надо.

Самодин уже исчез в зарослях. Люди Роджерса никогда не сдаются за здорово живешь. Но он проломал путь по кустам для Пронина, майору легче было пробираться по бурелому. Пронин держался за сердце. Голова раскалывалась. И все-таки он нагонял врага. Пронин включил карманный фонарь, направил луч вперед, но Самодин был где-то далеко. Тогда Пронин выстрелил наугад — без толку. Лесную тишину нарушал колесный перестук поезда. До железной дороги было метров пятьсот, не больше. Рискнет ли Самодин выбежать из леса? Пронин не давал себе отдышаться, бежал все быстрее. И, кажется, сократил расстояние. По крайней мере, он слышал, как пробирается сквозь ветки Самодин — и этот шум звучал все ближе. Снова Пронин включил фонарь. На этот раз луч уперся в спину Самодина. Еще один рывок — три-четыре прыжка. Потом Пронин остановился прицелился и выстрелил. Самодин присел и взвыл. Пронин попал точно в ногу — пониже колена.

— Ну что, теперь — все? — Пронин не мог отдышаться. Встал над Самодиным. Рука с «макаровым» подрагивала, но Пронин приставил пистолет к голове врага.

— Воровать-то я тебя отучу. — Пронин свободной рукой обыскал Самодина, сразу нащупал «Коровина». К Пронину уже приближались товарищи, но для ориентира он трижды выстрелил в воздух.

— Иван Николаич! — К Пронину бросился Кирий. — Вы ранены?

— Прими его. Осторожнее. Кстати, почему ты оставил пост? Я тебя на лестничной клетке оставил.

— Так ведь ситуация внештатная, Иван Николаич!

— У нас она всегда внештатная. За непрошеные подвиги у нас повидла не дают.

Через двадцать минут они перебрались к машинам. Железнов уже допросил соседей и мадам Самодину. Но к Пронину бросился с обидой в глазах:

— Что ж вы меня в доме-то оставили? Я там как болван последний…

— А ты не понимаешь? Мне нужен был надежный человек в доме. Всякие неожиданности возможны. Может быть, там у Самодина сообщники? В доме мог начаться бой.

— Да нет там никого, я всех опросил.

— Вот и молодца. Хорошо сработал. Ты в этой роли был органичен, как орган в консерватории! Топором не вырубишь. Я не шучу.

Теперь нужно было добыть коды. Пронин отказался от медицинского осмотра. Они поехали к Лифшицу — в тещин дом. По дороге, возле привокзальной чайной, Пронин остановил Адама.

— Куда вы, Иван Николаич? Вы же больны, на вас лица нет! — хлопотал Железнов.

Возле чайной Железнов догнал Пронина, схватил его за пуговицу. Его волновал один деликатный вопрос…

— Иван Николаич, а что с женой Самодина делать? Плачет она, убивается. Судя по всему, о делишках мужа она понятия не имела. Не тот характер. Не боевая подруга, наседка она. Плачет. Но все идет к тому, что нам придется ее того. Взять под арест.

— Что идет к тому? Что у тебя за демагогия? Нельзя ее арестовывать. Ты еще будь любезен на фабрику сходить, с начальством поговорить, чтобы не травили Самодину, не прижимали по службе. Если, конечно, она действительно не имела понятия о делах мужа. Пусть ребятенка своего растит. Для себя и для страны. А ты странно рассуждаешь, Виктор. С одной стороны — понятия не имела, с другой — придется под арест. Чувствуешь неувязку?

— Ну, есть традиции, есть профилактика. А Самодина расстреляют?

— Не думаю. Что такое расстрел? Разбазаривание кадров, не более. А нам нужны рабочие руки на урановых рудниках. Так что поедет шалун в Таджикистан. Уж там ему не придется кастетами махать почем зря.

— А она, что ж, будет его ждать? Или другого найдет? — Железнова почему-то остро интересовали семейные отношения Самодиных.

— Будет ждать. Такие женщины всегда прощают и ждут. Такая уж у них специфика. А ты говоришь — под арест.

Пронин вошел в чайную. Железнов — за ним. Как ни странно, это заведение работало ночью. А, может быть, для привокзального общепита уже началось утро.

— Чего желаете? — спросила буфетчица, продирая глаза.

— Если честно, очень хочется чаю. — Пронин тяжело дышал. После потасовки ныла спина. Правая рука опухла: отоваривать противника пришлось без боксерских перчаток. Кровь подсыхала в волосах.

— Скажу вам как на духу. Чай у нас бросовый. Четвертый сорт. Не чай, а комарье подсушенное. А вот сосиски сегодня ночью завезли — ух! Микояновские. Очень они душевные. Лопаются и сочатся, сами в душу просятся. Возьмите сосиски! С горошком, с капустой, с лучком. Рекомендую от всего сердца.

Пронин отер снег и пот со лба. Тронул раненую руку, скривился от боли.

— Чаю! Горячего! И сто граммов.

— А сосиски? Я вам от всей души советую, от всего сердца.

Пронин ожесточенно посмотрел на буфетчицу и швырнул перед ней помятую сторублевую купюру. Без чаю он не мог произнести ни слова.

— Да здесь и на чай. И на сосиски, и на поллитра. И еще на цельный самовар останется. С ватрушками и шоколадом. Понимаю, понимаю, удаляюсь. Бегу, как братья Знаменские.

— Пять минут, один стакан чаю — и к Лифшицу. Коды, коды нужны. Медицина, постель — все это потом.

Тещин дом был виден издалека: во всем Ногинске только там ярко горели окна. Лифшиц действовал при электрическом свете. Разобрали пол, сняли двери. Вырывали из стен подозрительные доски. Но тайников не обнаружили.

— Рассказывайте, Алевтина Игнатовна, что любил делать в этом доме ваш зять? Может быть, ему нравился подпол или чердак?

— В подполе он бывал, это верно. Я его просила там пол дощатый устроить. А чердак у нас общий с соседями. Туда он ни носа не казал. А скажите, он что, проворовался? Или враг?

— Подозревается в измене. — торжественно произнес Лифшиц. — Но это секретная информация. Прошу вас об этом не распространяться.