Формула смерти - Фридрих Незнанский Страница 40

Заночевал он у Катьки. Сначала просто засиделся, заболтался, потом оказалось, что они выпили больше, чем надо, — не ехать же в гостиницу в таком состоянии. Но если честно, ему с самого начала как-то не очень хотелось уходить, грело то, как девушка на него смотрела — как на новогодний подарок судьбы. «Ах, дуреха, — не без гордости думал Егор, — заманила и рада-радехонька. Вон светится вся. Любит…»

Он смотрел на счастливое Катькино лицо и думал снова и снова — подсознательно, не перекладывая мысли в слова: как хорошо, что можно с девушкой, с которой у тебя когда-то что-то было, встречаться снова, без обид и претензий, просто наслаждаясь моментом, так сказать. А вот с Олесей Викторовной, он знал, такого свободного чувства никогда не будет. Потому что Катька просто отдает ему все, что у нее есть, а та наоборот — ей надо все время что-то подгребать под себя: мое, мое! Ужасно жаль, что встречи с ней никак не избежать — и так, поди, уже выходит из себя: за целый день он ни разу не позвонил!

Был еще один момент. Селин, как просвещенная европейка, строго стояла за безопасный секс, требовала от Егора, чтобы тот предохранялся. А он, оказывается, соскучился по сексу без этих резинок долбаных…

Странно, но воспоминание о Селин нисколько не умерило его желания сделать Катьку счастливой, хоть на одну эту ночь — ей этой ночи надолго хватит. Он вспомнил незамысловатую песенку, которую любила напевать Катюха.

— Кать, а спой-ка песенку твою, помнишь?

Она сразу поняла, о чем он, и тотчас же затянула тоненьким голоском:

Любви моей ты боялся зря,

Не так я страшно люблю.

Мне было довольно видеть тебя,

Встречать улыбку твою.

Когда же ты уходил к другой

Иль просто был неизвестно где,

Мне было довольно того, что твой

Плащ висел на гвозде…

— Это что, правда, Катюха? Так бывает, вот такая любовь беззаветная?

— Глупый ты, ничего не видишь! — улыбалась она, все так же сияя от счастья.

Короче, любовь к Селин не помешала Егору оказаться в Катюхиной постели, и мало того, он от души старался, слыша, как она шепчет горячими губами ему в самое ухо: «Сделай мне ребеночка, Егорушка! Пусть ты будешь с кем-то другим, ладно. А ребеночек будет мой… Чтобы на тебя похож…»

— Катюха, ты ж сама ребенок еще, зачем он тебе? — бормотал Егор, уже проваливаясь в сон. — Какой ребеночек, ты чего, Кать?

— Как — какой? — тихо засмеялась она. — Мальчик или девочка, лучше мальчик. Ты исчезнешь, а он никуда от меня не денется, мой будет…

Они потрудились хорошо, судя по тому, что еле проснулись, разбуженные настойчивым пиликаньем Егорова мобильника, включенного таки им в какое-то время.

— Егор Андреевич? — Голос охранника Володи был напряжен.

— Да, Володя.

— Что же вы меня подводите?

— То есть? — не понял Калашников.

— Обещали быть дома, а сами ночные гонки по Москве устроили. Гоняете по городу на скорости под двести километров, как по Соляному озеру! И правила все, какие можно, нарушаете! Как еще в аварию не попали.

— А ты откуда знаешь?

— Откуда? Да по телику уже раза три про ваши ночные похождения трубили.

— Так ведь это же победный глас! — рассмеялся Егор. — А победителей не судят!

— Это вас, может, и не осудят, а я уже получил втык по полной программе… Я ж от вас ни на шаг должен был… Меня убить мало за такую охрану.

— Ну извини, друг! Не подумал. Не привык, понимаешь, к охране-то… Ну что мне сделать, чтобы вину свою загладить?

— «Что», «что»… Вас Соболевский видеть хочет. Вот ему и объясняйте ситуацию. А то уволит меня, к чертовой матери.

— А он уже в курсе?

— Не знаю, он мне не докладывает, ясный перец. Он вас на двенадцать вызвал.

— О, я еще в гостиницу зарулить успею, переодеться, — обрадовался Егор и обнадежил парня: — Ладно, не журись, служба, отмажем тебя! Моя вина — мне и отвечать.

Он чмокнул Катюху в нос и умчался, думая о том, что, конечно, пропесочит его олигарх как следует, поскольку он, Егор, не имел права участвовать ни в каких соревнованиях, не отраженных в контракте. А ночные гонки с рейсерами, разумеется, этим документов не предусматривались. Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест! Он ведь выиграл — а победителей не судят, еще раз приободрил себя Егор.

Настроение, несмотря ни на что, было прекрасным!

С утра Аркадий Яковлевич, как всегда, когда хотел сосредоточиться, ходил по дорожке в старых елях, вдыхал влажный хвойный воздух, ощущал необыкновенную ясность в голове, но вот сосредоточиться, увы, никак не мог. Сегодня все мешало ему: и безрадостное осеннее утро, и нудный моросящий дождик, и доносящиеся откуда-то с соседних участков детские крики. Он невольно прислушался к ним. Детские голоса вроде бы умолкли, зато явственно прозвучал другой — высокий, женский. Потом заурчал автомобильный мотор. Так, все понятно — соседи отправляют детей в школу. Вообще-то дети, школа — это вроде бы святое, чего злиться. Но разве ему от этого легче? Просто смешно, ей-богу, — загородный дом, вилла, можно сказать, а жизнь как в коммуналке.

Нет, кто бы что ни говорил, а все же не любил он эти новые коттеджные поселки. Денег вбухана прорва, а все друг у друга на голове, уединиться толком негде… И вообще, в таком вот новорусском поселке как на кладбище. На мусульманском. Это у них там мазары, мавзолейчики, вот так же близко друг к другу… Он сейчас словно забыл, что были у него и другие варианты, вообще мог поместье гектаров на десять отхватить, однако Лелька воспротивилась — говорила, что не хочет жить в чистом поле.

Лелька, Лелька… Настораживало то, что с момента приезда Калашникова она здесь не ночевала, ссылалась на женское нездоровье. Что ж, проверять ведь не будешь. На то Кириллыч есть, он доложит, если что не так… Во всяком случае, нынешнюю ночь она провела без гонщика.

Аркадий Яковлевич уже видел телерепортаж и отреагировал на него на удивление спокойно. Раз этой ночью Егор жил так безбоязненно, так размашисто публично — значит был он не с Олесей. Уж та бы его не отпустила ни на какие гонки, можно быть уверенным. Ну а насчет того, что налицо промашка охраны, он и думать не хотел — чего забивать голову такой мелочью. Ведь ему, по сути, просто повезло с этим неожиданным фортелем Калашникова — он открывал возможность неплохого пиаровского хода. Надо это раздутое телевидением происшествие преподнести в дружественных СМИ как невинную шалость великого спортсмена, ошалевшего от восторженной встречи на родине… Да, это будет, пожалуй, очень хорошо. Пипл обожает такие эмоциональные выплески своих любимчиков. Пометил себе в дальнем уголке памяти: проверить, не работают ли эти ночные гонщики, эти рейсеры, на плохого дядю. И вообще, нельзя ли их как-то использовать в рекламных целях? Сумели же менты в свое время приручить рокеров — как бы взяли движение под свое покровительство, тут у диких мотоциклистов вольница и кончилась… Вот и с этими надо будет изобрести что-нибудь такое… в рекламных целях. Дескать, новый автодром — это новые возможности не только для профессионалов, но и для самых широких масс поклонников автоспорта. А что? Неплохо может получиться! Эти рейсеры — в основном современная молодежь, продвинутая, как они себя называют. Вот пусть и несут нужные идеи в массы.