Горячая шестерка - Джанет Иванович Страница 40

Он, прищурившись, взглянул на меня сквозь облако дыма.

– Как это будет выглядеть? Семья все же. – Он бросил сигарету на пол и наступил на нее. – Есть лишь один способ избавиться от семьи.

О господи!

– Больше нам тут нечего делать, – сказал он. – Мне надо вернуться, пока мой сын не разыскал меня.

– Ганнибал?

– Большой человек. Зря я послал его в колледж. – Он встал и бросил пачку денег на стол. – А ты? Ты ходила в колледж?

– Да.

– А чем сейчас занимаешься?

Я опасалась, что, скажи я ему, что охочусь за сбежавшими преступниками, он меня пристрелит.

– Всем понемногу, – сказала я.

– Такое выпендрежное образование – и всем понемногу?

– Вы говорите точно как моя мать.

– Твоя мать наверняка расстраивается.

Эти слова вызвали у меня улыбку. Он меня немного пугал, но, с другой стороны, был мне симпатичен. Напоминал моего дядюшку Панки.

– Вы знаете, кто убил Гомера?

– Гомер сам себя прикончил.

– Я читала в газетах, что они так и не нашли пистолет, так что речь не может идти о самоубийстве.

– Есть много способов убить себя. Мой сын был глуп и алчен.

– Гм... вы ведь его не убивали, так?

– Я был в Греции, когда его прикончили.

Мы встретились глазами. Оба понимали, что это не ответ на вопрос. Рамос мог приказать убить сына.

Я отвезла его назад в Диль и остановилась на соседней улице в одном квартале от розового дома.

– Каждый раз, когда захочешь заработать двадцать баксов, покажись на углу, – сказал Рамос.

Я улыбнулась. Я не брала у него деньги и, возможно, больше не приеду.

– Ладно, – ответила я, – буду иметь в виду. Посматривайте в окно.

Я рванула с места сразу же, как он вышел из машины. Не хотела, чтобы парни в костюмах меня заметили. Через десять минут зазвонил телефон.

– Короткая поездка, – заметил Рейнджер.

– Он пьет, курит и возвращается домой.

– Что-нибудь узнала?

– Думаю, он слегка не в себе.

– Таков консенсус.

Иногда Рейнджер говорит так, будто жизнь свою провел на улице, а иногда его речь напоминает жаргон биржевика. Рикардо Карлос Манозо, таинственный человек.

– Как ты думаешь, Рамос не мог убить своего собственного сына?

– Он на такое способен.

– Он сказал, Гомер погиб, потому что был глуп и алчен. Ты знал Гомера. Он действительно был глуп и жаден?

– Гомер был самым слабым из всех сыновей. Всегда пытался выбрать путь полегче. Но иногда на легком пути возникают проблемы.

– Какие именно?

– Гомер мог проиграть сотню тысяч и затем искать более легкий способ добыть деньги, например, угнать грузовик или заняться наркотиками. В результате он наступал на чьи-то ноги среди гангстеров или имел дело с полицией, так что Ганнибалу приходилось платить за него залог.

Это заставило меня призадуматься: что делал Рейнджер у Гомера в ту ночь, когда его убили? Спрашивать бесполезно.

– Пока, детка, – сказал Рейнджер. И пропал.

* * *

Я приехала домой как раз вовремя для того, чтобы успеть погулять с Бобом и принять душ. Я провела дополнительные полчаса за укладкой волос, стараясь, чтобы у них был такой естественный вид, будто я к ним и не притрагивалась, а так, безо всяких усилий, выгляжу потрясающе. Кощунство, конечно, при такой сексуальной прическе иметь такой прыщ на подбородке, так что я его давила-давила, пока он не лопнул. Осталась лишь большая кровоточащая дырка. Черт! Я приложила к ранке туалетную бумагу, чтобы остановить кровотечение, и принялась краситься. Нацепила на себя черные обтягивающие штаны и красный свитер с широким воротом. Сняла туалетную бумагу с подбородка и отошла на шаг, чтобы полюбоваться результатом. Мешки под глазами почти исчезли, а ранка на подбородке перестала кровоточить. В модели на глянцевую обложку не годится, но в полутьме вполне сойдет.

Я услышала, как открылась и закрылась входная дверь, и мимо ванной в спальню прошмыгнула бабуля.

– Нет, это вождение – полный кайф, – поделилась бабушка. – Не знаю, о чем я думала все эти годы, живя без прав. Я утром поучилась, а потом приехала Мелвина и отвезла меня к магазину, где мы катались и катались кругами. У меня здорово получалось, честно. Кроме одного раза, когда я слишком резко затормозила и Мелвина потянула спину.

Зазвенел дверной звонок, я открыла дверь и увидела на пороге пыхтящего Майрона Ландовски. Он всегда напоминал мне черепаху – лысая, в рыжих пятнах голова вытянута вперед, плечи обвисли, брюки доходят почти до подмышек.

– Говорю вам, если они не наладят лифт, я съеду, – сказал он. – Я живу здесь двадцать четыре года, но уеду, если придется. Эта старуха Бестлер въезжает туда на своей каталке, а когда выезжает, нажимает на кнопку «задержать». Миллион раз видел, как она это делает. Пятнадцать минут выбирается из лифта, а потом забывает отпустить кнопку. И что тогда делать тем, кто живет на третьем этаже? Мне пришлось спуститься по лестнице.

– Хотите стакан воды?

– А выпить ничего нет?

– Нет.

– Тогда не стоит беспокоиться. – Он огляделся. – Я пришел к вашей бабушке. Мы собираемся с ней на ужин.

– Она одевается. Выйдет через минуту.

Послышался стук в дверь, и появился Морелли. Сначала посмотрел на меня. Потом на Майрона.

– У нас сегодня двойное свидание, – объяснила я. – Это приятель бабушки, Майрон Ландовски.

– Извините меня, пожалуйста, – сказал Морелли, вытаскивая меня в холл.

– Мне все равно необходимо сесть, – заявил Ландовски. – И так пришлось спускаться по лестнице.

Морелли прикрыл дверь, прижал меня к стене и поцеловал. Когда он закончил, я опустила глаза и оглядела себя, чтобы убедиться, что я все еще одета.

– Bay! – произнесла я.

Он коснулся губами моего уха.

– Если ты не выпроводишь этих стариков из квартиры, со мной случится самовозгорание.

Я вполне его понимала. Я самовозгорелась утром в душе, но большого облегчения не испытала.

Бабуля открыла дверь и высунула голову.

– А я уж подумала, что вы нас бросили.

* * *

Пришлось взять «Бьюик», потому что в машину Морелли мы бы не поместились. Морелли сел за руль, Боб рядом, а я у окна. Бабушка и Майрон сидели сзади, что-то взахлеб обсуждая.