Фарт - Борис Седов Страница 40

Бр-р-р-р!

У меня только от одной этой мысли к горлу подступило. И вообще последнее дело, будучи с похмелья, думать о спиртном, тем более таком поганом. Спиртное надо пить, излечивая больное тело и страждущую душу, а не рассуждать о нем…

Скинув с себя одеяло, я обнаружил, что лежу в постели голым.

Интересно, сам я разделся или как?

А может быть, тут без Кончиты не обошлось?

Вчера она висла на мне, как мокрый ватник на заборе. Прижималась всем, чем можно, а у нее все такое горячее и упругое, что я только успевал вежливо отодвигаться, чтобы не потерять самообладания и не завалить ее прямо на столе, среди тарелок со жратвой и бутылок с текилой, на глазах у всего общества.

Потом, когда градус опьянения вырос до такой степени, что мне стало не до баб, она и сама отцепилась. Видно, почуяла, что рожденный пить «это самое» не может. В общем, дошли мы все до состояния, когда локоть постоянно соскальзывает со стола, а тут и латиносов на грустное повело. Откуда-то появилась гитара, и они для начала спели какую-то воинственную революционную песню, стуча при этом по всем звучащим предметам, потом по просьбе Сереги сбацали «Кукарачу»…

Ага, вот тут точно помню!

Под эту песню мы с Кончитой лихо отплясывали на земляном полу, а Серега, стоя на одном колене, хлопал нам в ладоши до тех пор, пока не потерял равновесия и не свалился под стол, где и остался. Может быть, он и сейчас там лежит. Надо сходить посмотреть. Кончилась «Кукарача», и я, неизвестно почему, вдруг попросил их спеть «Санта Лючию». И ведь спели, черт возьми, да как спели! Меня аж на слезу пробило.

Вот я и говорю, что латиносы по части выпивки вроде русских.

Если пить, то так, чтобы забор обвалился.

Одобряю.

Итак, я откинул одеяло и спустил ноги с кровати.

Посмотрев вниз, я увидел, что помешал жить большой зеленой игуане, которая недовольно покосилась на меня птичьим глазом и, распустив под подбородком кожаный флаг, неторопливо вышла на улицу через щель в стене. Хорошо ей, подумал я, в любую щель выйти может… А мне, значит, надо вставать, натягивать штаны и идти именно в дверь, а не куда попало.

Я так и сделал, причем с первой попытки попал в дверной проем и сразу открыл дверь в нужную сторону.

Щурясь от утреннего солнца, пробивавшегося сквозь густую зелень, тяжело висевшую над головой, я зашел за ближайшее дерево и, задрав голову, долго стоял, с наслаждением чувствуя, как мой организм освобождается от излишка жидкости. С дерева на меня смотрел цветастый крупный попугай с носом, как у Влада Шапиро из музыкального магазина на улице Марата.

Жидкостный баланс в организме штука непростая, и я, слив избыток с одного конца, тут же почувствовал, что нужно восполнить недостаток с другого. Теплая влажная земля приятно подавалась под босыми ступнями, и, неторопливо доковыляв до той хаты, в которой мы вчера оттягивались, я откинул дверь, висевшую на доисторических воротных петлях.

Из-под стола доносился угрожающий храп Сереги, а в кресле спал один из кабальерос. Он находился в позе человека, застреленного в лоб, и его острый кадык торчал вверх, наводя на мысли о том, что у него в горле застрял спичечный коробок. Но лоб его был чист и гладок, а изо рта вместо струйки крови стекала густая слюна.

Пошарив глазами по обстановке, я аж порадовался, настолько родным было то, что я увидел. В тарелках было полно окурков, на полу валялись бутылки и стаканы, несколько посудин были разбиты, на растерзанной кровати лежала гитара, в верхней деке которой торчал нож, в общем – все это напоминало нормальную загородную хаверу после российских выходных.

Подойдя к туловищу Сереги, я пнул его в щиколотку, но он только подтянул ногу и перестал храпеть. Я повторил это действие, и он пробурчал что-то весьма неодобрительное. Ну и хрен с ним, подумал я и осмотрелся еще раз, но уже с вполне определенной целью. И, как и следовало ожидать, увидел то, что мне было нужно.

На небольшом столике, стоявшем у дальней стены, помещалась внушительная бутыль с местным квасом. Я не помню, как назывался этот напиток, но был он достаточно едким, отдавал в нос и шипел, когда его наливали в стакан. Я выпил четыре стакана, потом рыгнул так, что с крыши с шумом сорвалась стая каких-то птиц, и, почувствовав, что готов к дальнейшим действиям, вышел на улицу.

Надо было освежить организм водными процедурами и, вспомнив, что вчера Кончита намекала на какое-то озеро с водопадом, я решил поискать его. Зайдя в свою лачугу, я взял полотенце, мыло, зубную щетку и пасту. Посмотрев на часы, которые вчера чудесным образом перекочевали с моей руки на подоконник, я опять засомневался насчет Кончиты. То ли овладела она мной вчера, то ли нет. Черт его знает, не помню. Тут мне в голову пришла простая мысль, и я, откинув одеяло, стал изучать простыню. Но, кроме окурка и двух засушенных жуков, на простыне ничего не было. Вот и хорошо, подумал я и, успокоившись, вышел из хижины.

Водопад, о котором говорила Кончита, должен был быть неподалеку, и, прислушавшись, я смог разобрать среди звуков сельвы негромкий шум воды. Уже направившись в ту сторону, я вспомнил, что Педро говорил о небольших полосатых змеях, посмотрел на свои босые ноги и нашел, что они выглядели достаточно привлекательно, чтобы какой-нибудь ползучий гад захотел вонзить в них свои кривые ядовитые зубы. Чертыхнувшись, я развернулся и пошел обратно. Нацепив высокие ботинки и крепко зашнуровав их, я почувствовал себя достаточно защищенным от змей и, уверенно ступая по мягкому ковру из влажных листьев и прочего лесного мусора, пошел к водопаду.

Но, когда я углубился в заросли, то вспомнил, что Педро кроме змей упоминал еще ягуаров, кугуаров и оцелотов. Вся эта разнокалиберная компания – просто кошки, и они любят свежее мясо. После вчерашнего мое мясо вряд ли можно было назвать свежим, но кто из этих хищников будет разбирать? Оцелота, правда, можно было не бояться – он небольшой, вроде пятнистой рыси с длинным хвостом и кисточками на ушах, а вот кугуара называют еще пумой, а то и горным львом. И от львов нужно держаться подальше. Да и от ягуаров тоже, потому что во множестве приключенческих романов, прочитанных мной в детстве и юности, герои то и дело вступали в схватку с ягуарами, прыгавшими на них из кустов и прочих укрытий. Наверное, подумал я, ягуары любят нападать на одиноких пешеходов, забравшихся в джунгли, и, замедлив шаги, стал внимательно поглядывать по сторонам. Моя подозрительность усиливалась благодаря похмелью, которое посадило меня на измену, и к водопаду я вышел озирась, как шпион в приступе белой горячки.

Вспомнился советский фильм про войну, герой которого, военный летчик, каждые двадцать секунд смотрел назад, не сел ли ему на хвост фашистский аэроплан, причем делал это как в воздухе, так и на земле. У летчика, конечно, было не все в порядке с головой, но кто сказал, что у меня сейчас головка в порядке, я бы так сказать не рискнул…

Ту водичку, которую я увидел, было трудно назвать водопадом, однако вода действительно падала, правда, метров с двух, а сама речка была в ширину всего метров пять. Водопад без всякого рева и шума низвергался в небольшой пруд величиной с волейбольную площадку, и до Ниагары ему было далеко, как рогатке до гранатомета, даже подствольного. Пруд был окружен живописными зарослями, и вообще все это место было довольно привлекательным как для художника, так и для отдыхающего, которым я временно являлся.