Грозное дело - Сергей Булыга Страница 4

Город Александрова Слобода в ту осень был ещё многолюдный, богатый. Ведь это же сколько народу надо было там держать, чтобы его хватило на обслугу тамошнего Большого государева дворца! А царь Иван Васильевич умел пожить! Умел и его бывший опричный, а теперь просто ближний государев двор. И два полка стрельцов умели, и три сотни псарей, сотня сокольников, три сотни конюхов, четыре сотни сторожей, полсотни рынд, не говоря уже о хлебниках, постельниках, скатерниках, истопниках, ясельничих, воскобойниках, комнатных бабах, портомоях, кухарях, кровопусках, сурначах, сытниках, ключниках, дровниках, шутах, казначеях, карлицах и прочей челяди. Вот почему посад вокруг тамошнего Александровского кремля был ничуть не меньше московского.

Так же и городские, так называемые Московские ворота, издалека смотрелись очень грозно, хоть они и были деревянные. Когда Клим и Трофим к ним подъехали, ворота ещё не были закрыты на ночь и мост не поднят. На мосту стояли сытые воро́тники в дорогих красных шубных кафтанах. Это были стрельцы так называемого Государева полка. Подъехав к ним, Клим и Трофим спешились, главный стрелец строго потребовал овчинки, или «память», как он их назвал, и внимательно их рассмотрел, а Трофимову даже попробовал ногтем. И только после этого, отступив в сторону, строгим голосом велел беречь коней.

Это означало, что дальше верхом ехать нельзя. Клим и Трофим, не садясь на коней, повели их в поводу. Шли они по главной в Слободе Стрелецкой улице, на которой жили и вели своё хозяйство стрельцы Государева полка. Эта улица была широкая, мощёная, дворы на ней стояли все как на подбор богатые, ограды высоченные. Сытно им живётся при царе, думал Трофим. Вот только, думал, никого нигде не видно почему-то.

И Александровский кремль, когда они к нему приблизились, тоже стоял как вымерший. Он в ту осень был ещё такой: стены деревянные, для верности обложенные кирпичом, а вот единственные в кремль ворота были целиком из кирпича. Сверху на них, на раскате, стояли две пушки. Ворота были закрыты, мост поднят, во рву чернела вода. В небе было очень сумрачно. Клим и Трофим остановились, Клим снял шапку, Трофим тоже. Клим махнул шапкой снизу вверх, а после как-то хитро в бок. Мост заскрипел и начал опускаться. Затем раскрылись и ворота. Клим и Трофим, ведя коней в поводу, перешли через мост. На той стороне, за мостом, их уже поджидали воро́тники. Они были в белых кафтанах. Белохребетники, как их все называли, стрельцы первой сотни Государева полка. Старший воро́тник грозно спросил, кто это лезет, кому здесь что надо?

– Мы московские, – ответил Клим. – Дядя позвал приехать.

– А! – уже не так грозно сказал старший воротник. – Долго же вас носило, ироды. Дядя уже, может, почивает. Ну да ладно!

И повернувшись к своим, поманил их рукой. Белохребетники тут же обступили Трофима и Клима и стали их обыскивать. Трофим сам отдал им ножи – один с пояса, второй из-за голенища.

– Игнат! – окликнул старший воротник.

Один из стрельцов, это, наверное, и был Игнат, выступил вперёд, махнул рукой и пошёл по дорожке к дворцу. Клим и Трофим пошли за ним. Трофим смотрел по сторонам и думал, что за последние пять лет тут ничего не изменилось. Впереди стоял царский дворец, здоровый, как гора, и чёрный-пречёрный, потому что ни одно окно в нём не светилось, все они были закрыты ставнями. И крыша была чёрная. Ну да она и днём такая же, потому что крыта чёрной черепицей. Черепица дорогущая, немецкая, лаком натёртая. А когда-то, говорили старики, крыша была просто золочёная, и днем и ночью сверкала – днём от солнца, ночью от луны. И сколько здесь народу всегда было! А теперь, как на погосте, тихо.

Только Трофим так подумал, как тут же одиноко брякнул колокол. Игнат, шедший впереди, перекрестился. Колокол ещё раз брякнул. Трофим поморщился. Чернота какая, Господи, подумал он, да здесь всегда черно, здесь и летом трава никогда не растёт.

А колокол ещё раз брякнул, и Трофим почти уверенно подумал, что это царь преставился, вот его и отпевают. И опять подумал: Господи, в таком недобром месте мёртвого царя увижу! Трофим был уверен, что его сейчас ведут прямо к царю, вот и Золотое крыльцо, уже почти рядом, и на нём рынды в золотых шубных кафтанах. Никогда Трофима туда не водили, а всегда вели направо, мимо Красного царицына крыльца, и дальше, а там за угол, пройти ещё немного – и будет дворское Железное крыльцо, там сразу на второй этаж…

Но Игнат свернул налево, и они пошли в совсем другую сторону, куда Трофим никогда не ходил. Он только слышал от других, что там, за углом, есть ещё одно, так называемое Медное крыльцо, ведущее в царевичевы палаты. А колокол ещё раз брякнул. Э, так вот оно что, с неохотой подумал Трофим, это царевича убили. Да как же так?! И кто это его? За что?

Колокол ещё раз брякнул. Игнат велел смотреть под ноги. Тропка и в самом деле была вся разбита, сапоги так и скользили. Сколько же здесь народу за сегодня побывало, сердито подумал Трофим, и что теперь найдёшь? Всё затоптали, олухи!

Пока он так думал, они повернули за угол и увидели то крыльцо. Оно и в самом деле было всё обито медью и было высокое, выше царицына, и даже выше дворского, но, конечно, ниже Золотого царского. На Медном крыльце стояли рынды в посеребрённых шубных кафтанах. Над крыльцом горел светец, но свету от него было немного. Игнат подошёл к крыльцу и остановился. Клим и Трофим остановились рядом с ним. Рынды на них и не посмотрели. Колокол ещё раз брякнул. Трофим вздохнул и подумал, что у царя два сына, и если убили младшего, то царь не будет сильно горевать. А вот если, не приведи Господь, убили старшего…

Наверху рынды раздались в стороны, и на крыльце показался – Трофим его разу узнал – Бориска Годунов, из молодых бояр, конюший царевича Фёдора, младшего. А, вот как, подумал Трофим и даже невольно хмыкнул, вот по кому колокол – по Фёдору! Но тут же спохватился: грех какой думать на Фёдора! Но зато думать на Ивана – это ещё грешней, ибо сколько тогда будет крови, нынче и не представить! Да царь Иван за любимого сына…

Но дальше Трофим подумать не успел, потому что боярин Борис Годунов, сопляк этот, ещё в прошлом году какой тихоня был, а тут вдруг вон как важно выступает и смотрит зверем!..

Клим и Трофим сняли шапки и поклонились великим обычаем, потом распрямились, по-прежнему не надевая шапок. Боярин поднял руку и грозно отщёлкнул пальцем. Клим сразу отступил к Игнату. Теперь уже один Трофим стоял перед крыльцом. Боярин его поманил – тем же пальцем. Трофим пошёл вверх по ступенькам. Рынды стояли неподвижно, истуканами. Трофим подошёл к боярину и поклонился ещё раз.

– Кто таков? – спросил боярин.

Трофим назвал себя.

– Тот самый? Меченый? – опять спросил боярин.

Трофим повернул голову. Боярин глянул ему на ухо, усмехнулся и сказал:

– Тот самый! – развернулся и велел: – Иди за мной.

И пошёл обратно, во дворец. Трофим пошёл за ним. В сенях их ждали двое стрельцов с бердышами. Они сразу оттёрли Трофима от боярина и повели его за ним почти как злодея. Трофим хотел перекреститься, но подумал, что лучше пока не надо лишний раз махать руками. И так он и шёл, не крестясь, и думал, что это недобрый знак, да и что может в Слободе быть доброго?!