Лекарство доктора Сажина - Федора Кайгородова Страница 4

— Счастье вообще недостижимо по земным меркам, — произнес Сергей Иванович Лещинский.

— Вы хотите сказать, что на земле нет счастливых людей? — кипятился Петр Петрович.

— Есть, конечно, но, боюсь, это не мы с вами, — ответил Лещинский. — А для интеллигента это лишь временное состояние. Все зависит от потолка устремлений. Вспоминаю одну детскую историю. В школе нам задали писать сочинение о счастье. Я вырос, как вы знаете, в деревне, где нравы примитивны и просты. Так вот, о сочинении. Идем мы с другом по улице и думаем, кого бы расспросить о счастье. Видим, на завалинке соседка семечки лузгает. Мы к ней: «Теть Маш! Ты счастлива?» «А как же? — важно отвечает она. — Вот как картошки нажрес-си, нае… — с-си и лежишь себе, как барыня!» Извините, что при дамах.

Все хохочут, а Лещинский, тихо улыбаясь, заканчивает:

— А ведь это и есть правда — счастлива она! А мы — нет!

— Ну знаете, для человека с запросами материальные желания не имеют особого значения! — возразил Вадим.

— Э, не то, — сказал Стас, — ваша тетя Маша ведь не потому счастлива, что сыта и сексом занималась. Это еще и удовлетворенность от того, что у нее есть дом, еда и мужчина, основные ценности. Она ни от кого не зависима ни материально, ни духовно. Из этого складывается понятие свободы. По-настоящему счастлив лишь свободный человек!

— Что ж, если человек в тюрьме сидит — он, что, не может быть счастливым? — спросил Петр Петрович.

— Там мало счастливых, — вмешалась в разговор Людмила.

— Но ведь есть же!

— Да кто вам сказал, что они счастливы? Они сами? — упрямо возражает Лещинский. — Вот так пришли и сказали. Кто сказал, что счастье вообще достижимо? Люди нашли некое сбалансированное состояние духа и принимают его за счастье. Счастье — оно, как тень: вроде тут и вроде нет его, рукой не схватишь, не потрогаешь. Помните у Пушкина: «А счастье было так возможно, так близко, но…» Это и есть загадка счастья — но…

— Человеку свойственно лишь стремление к счастью, — задумчиво говорит Вадим. — Но до конца никто не знает, что это такое. Для многих — просто удачливость. Если все получается, то хотя бы удовлетворение получаешь!

— А почему удача не приходит к хорошим людям? — это спросила Ирочка-Катюша, и Сажин злится на нее за неуверенный тон, за детскую наивность.

— Ну почему же удача должна идти обязательно к хорошим? — иронично отвечает доктор Сажин. — Не слишком ли много хорошего для хороших? Удача идет к сильным, или иначе — к тем, кто умеет ее добыть!

— Таков уж наш русский менталитет, — улыбается Стас. — Сказочный! Награда за добрые дела — полцарства, царевна и что-то там еще…

— Разбитое корыто… — смеется Лещинский.

— Давайте пить чай, мы уже накрыли, — предложила Людмила, насыпая конфеты в вазочку.

— В жизни не всегда успеваешь заметить, к кому идет удача, к кому — нет! Она так переменчива! — замечает Петр Петрович. — Вот я недавно перечел «Исторические миниатюры» Валентина Пикуля и вот что заметил. Там у него изображен целый ряд гениальных людей. Их жизнь складывалась по определенному стандарту: сначала взлет небывалый, потом — падение, к концу — не просто безвестность, а какие-то ужасающие условия нищеты или страшная болезнь. И заметьте — все они не только не злодеи, но и просто неплохие люди.

— Может быть, слишком большой дар они положили на алтарь славы? — предположила Ирочка, и все с удивлением на нее посмотрели.

Наступила пауза.

— Вопрос о зле — он тоже из разряда философских, — заметил Петр Петрович. — Безмерное зло, как и безмерное добро — не по плечу обычному человеку. Человек слаб, а порой, и корыстен. Он утром может быть добрым, а вечером — злым, и наоборот.

— Но это же не значит, что не надо стремиться к добру? — возражает Людмила, не склонная к рефлексии, как ее муж и его друзья.

— Для нравственного человека естественно стремление к духовному миру, который все же ориентирован на добро! — подводит некоторый итог Стас.

— Не забывайте, что человек — существо прежде всего материальное, — говорит Сергей Иванович. — Он не может жить только мечтой или верой. Как в реальной жизни совмещается духовное или материальное и что важнее? Человечество веками искало ответ и никто его до сих пор не знает.

— Возможно, я его знаю, — задумчиво произнесла Людмила, и никто не засмеялся, настолько необычно прозвучало это заявление.

Она рассеянно размешивала чай в чашке, и все ждали.

— Вспомните Спасскую башню Кремля. Я всегда засматриваюсь на это совершенство. Вечером, когда включена подсветка — архитектурная мысль выражена очень четко. Нижняя часть — прочная, массивная, по высоте она чуть меньше. Верхняя часть — золотистая такая, устремлена вверх. Небольшие башенки по углам, ажурные переплетения — все это тоже тянется вверх. И заканчивается башня шпилем, исчезающим как бы в вечности. А вот красная звезда кажется чем-то инородным, не подходит она башне.

— Положим, это вопрос спорный, — замечает Вадим.

— Заметьте, — не обращает внимания на его слова Людмила, — если нижнюю часть утяжелить, сделать более широкой или вросшей в землю или, наоборот, верхнюю сделать более высокой, более тонкой — исчезла бы гармония линий, совершенство образа. Так и человек! Материальное и духовное должны жить в гармоничном единстве.

— У всех?

— Наверное, у каждого своя гармония.

Петр смотрел на свою жену с удивлением: он и не подозревал, что Людмила так продвинута в интеллектуально-архитектурном плане.

Когда гости ушли, Катюша застыла у окна. Давно не было такого красивого разговора, такого приятного вечера. Словно зачарованная, Катя смотрела в синеющую даль, и ей грезились золотые башни и голубые дали.

— Пойдем! — потянул ее за руку Сажин.

— Куда? — рассеянно ответила девушка.

— Как куда? В спальню! — он был охвачен нетерпеливым огнем желания.

И Катюша с ужасом понимает, что сейчас случится то, к чему она не готова, о чем она думает со страхом и отвращением. Она никогда не любила секс, стараясь оттянуть минуты сближения, за много лет Сажину так и не удалось разбудить ее женское естество. А сейчас… со стариком… у него же слюни из рта бегут…

Сажин обнял упругую стройную фигурку и притянул к себе. Его руки трясутся от волнения и страсти, его губы ищут ее губы.

— Саша! — вдруг кричит Катя. — Я вспомнила, сегодня же Димка звонил. У него что-то там неординарное случилось. Просил срочно приехать! Срочно!

— Но ты же не поедешь в такую даль ночью? — возразил Сажин.

— А когда? Он же сказал срочно! — суетилась Катя, кидая вещи в сумку.

— Но что ты скажешь сыну? Он же не поверит, что ты — это ты! — закричал Сажин.