Тайна голубиного пирога - Джулия Стюарт Страница 4

Впервые принцесса узнала об этом приглашении, когда отец сказал, что он выслал экипаж, чтобы забрать мистера Кавендиша со станции. Кипя от негодования, она взбежала наверх переодеться, но, проведя несколько минут перед зеркалом, к разочарованию Пуки, осталась в прежнем платье. Не умея поддержать беседу с неожиданным гостем, она ухитрилась не сесть рядом с ним в гостиной после обеда, когда отец уступил настойчивым просьбам спеть. Зато на следующий день Минк не пожелала скрывать свои таланты в обращении с оружием, вогнав в краску мужчин, – недаром она слыла лучшей женщиной-стрелком во всей округе. К вечеру она наполнила повозки для дичи таким количеством куропаток, что вегетарианцев на многие мили вокруг охватил бы ужас, а браконьерам пришлось бы в отчаянии вернуться в свои уютные домашние кресла. И лишь когда гость уже уезжал, у нее появилось желание поговорить с ним. Стоя на лестничной площадке и глядя в окно на отъезжающий экипаж, Минк корила себя за то, что столь неучтиво пренебрегла обществом мистера Кавендиша.

Отец пригласил гостя в дом в Холланд-парке, соблазнив его обещанием показать своих животных. Махараджа приобрел их, вдохновленный посещением исторического зверинца в Тауэре, очевидно полагая, что каждому монарху надлежит иметь собственную коллекцию экзотической фауны.

Увы, шумное вторжение животных выбило из колеи не только соседей. Служанку, заведовавшую кладовой, охватила дрожь при виде кенгуру, которая прыгала с детенышем в сумке на животе. Кучер со слезами на глазах пытался отчистить зебру, полагая, что это белый пони, которому цыгане пририсовали черные полосы. Судомойка упала в обморок, когда в кухне появилась пара дикобразов и подняла свои ужасные иглы.

Не подозревая о замыслах отца, Минк вышла в сад, чтобы полюбоваться фламинго. Когда этих птиц привезли, они были ярко-розового цвета, так как питались в основном креветками, но теперь сильно потускнели из-за пристрастия к золотым рыбкам махараджи. Однако вместо длинноногих фламинго принцесса обнаружила в саду мистера Кавендиша, который не испытывал ни малейшего интереса к содержимому декоративного прудика. Стоявший рядом с гостем отец пытался отогнать оставшегося без родителей медвежонка, который почему-то вообразил, что индиец – его мать. Махараджа настоял, чтобы Минк составила им компанию, и она последовала за ними на некотором расстоянии, чувствуя неприятную тяжесть в желудке. Войдя в грот, она нашла там мистера Кавендиша, который ходил кругами, высматривая ее отца, куда-то исчезнувшего с ловкостью волшебника. Они молча постояли во тьме и нарушили тишину, только когда к ним присоединился медвежонок, рыскавший в поисках своей усатой мамаши.

После этого Марк Кавендиш превратился в регулярную добавку к обеду. Его шляпа и изысканная трость стали такой привычной принадлежностью холла, что слуги начали потихоньку сходить с ума, предвкушая неизбежную свадьбу; за каждым взглядом, которым обменивалась парочка, им мерещился уже белый атлас. Махараджа не мог себя сдержать и то и дело зачитывал вслух пышные газетные описания великосветских бракосочетаний. Минк хранила молчание: ее угнетали эти ожидания, которые, казалось, заполнили все тщательно выметенные углы этого дома. Но после известия о смерти махараджи никто больше не видел в холле трость с набалдашником из слоновой кости.

* * *

Принцесса закрыла книгу, положила ее на прежнее место, в ящик комода, и приготовилась выполнить задуманное. Она спустилась по мраморной лестнице, на каждой ступени которой были выведены витиеватые инициалы махараджи. Траурный креп на ее юбке подрагивал при каждом шаге. Она была одна: слуги уже сошли вниз к чаю. Потянувшись к дверной ручке гостиной, она вдруг вспомнила, как видела мать в последний раз. Тогда Минк только что исполнилось шесть лет, и она вбежала в спальню матери в тот миг, когда доктор накрывал простыней ее изможденное лицо.

Войдя в гостиную, Минк тут же ощутила себя незваной гостьей. Черный бархат свисал складками, закрывая стенную драпировку из цветистого индийского шелка. Французское зеркало над камином, портреты предков со свирепыми усами. Мебель сдвинута к стенам, а на скамье в центре – открытый дубовый гроб, небольшой, но глубокий, поскольку его обитатель был полным мужчиной.

Минк медленно подошла, боясь того, что ей предстояло увидеть. Усы махараджи были искусно нафабрены, волосы тщательно расчесаны на косой пробор, носы красных шлепанцев устремлены в небеса аккуратными завитками. Человек, бóльшую часть жизни проведший в сюртуке и широкой куртке с поясом, был теперь одет в золотистую мантию своего отца и панталоны. Под тугой кушак заправлен декоративный кинжал, несколько ниток жемчуга достигают пояса. Минк расправила их дрожащей рукой. Нагнувшись, она поцеловала отца в лоб, уронив несколько слезинок на его восковую щеку, не в силах понять, как он мог покинуть ее.

На лице махараджи застыло выражение полного довольства, редко появлявшееся в последние годы, разве что в присутствии дочери. Правительство вызывало у него ярость, королева разочаровала, не вернув его драгоценностей, – эти горькие чувства охватили махараджу под конец жизни. Он подолгу сидел в кабинете, размышляя о своих утратах.

Много лет назад, когда английские войска пришли ночью, чтобы захватить штат Приндур, он был слишком молод, чтобы почувствовать то, что позднее раскаленным железом жгло его душу. Мать исполняла обязанности регента при юном наследнике. В том бою ее убили выстрелом в грудь, хотя многие годы ходила легенда, что ей удалось бежать в горы с мешком, наполненным головами иноземцев.

Он узнал о поражении, увидев, как грязные пальцы охваченных благоговейным страхом вражеских солдат перебирают семейные драгоценности в дворцовой сокровищнице. Захватчики присвоили их в качестве компенсации за разгром его армии. Штат Приндур с приносящими немалые доходы шахтами был присоединен к Британской Индии, а свергнутый с престола махараджа выслан в Англию. Королева, очарованная прелестью подростка, позднее сгубившей его, написала портрет юноши и пригласила жить в Виндзорский замок, а потом в Осборн-хаус на острове Уайт. Махараджу звали на самые пышные балы, где он замечательно танцевал с красивейшими дамами. После обеда юные леди толпились вокруг фортепиано, чтобы услышать чистые грустные трели его голоса – словно рыдала луна. В лучших домах Лондона ожидали приглашения к нему на охоту. Он настолько искусно обращался с оружием, что даже лошади изумленно взирали на фургоны, заваленные еще теплыми телами убитых зверей и прочей дичи.

Махараджа назвал дочь Александриной в честь своей повелительницы, вознесшей его на самые верхи общества, – то было первое имя королевы, которым она никогда не пользовалась. Когда принцесса начала ходить и была найдена спящей среди принадлежавших матери мехов, девочка получила прозвище Минк – Норка. Потеряв жену и второго ребенка (махараджа так полностью и не оправился от этих утрат), он стал часто захаживать в детскую. Сажал к себе на колени дочь, одетую во все черное, и пытался развеять ее горе рассказами о дворцовой жизни и о редком умении охотиться на тигра, прославившем ее бабушку. Вскоре он научил ее играть в шахматы и обращаться с ружьем, нанял лучшего инструктора по фехтованию, которого смог сыскать. Многие годы спустя махараджа рыдал от горя, отправляя ее в кембриджскую даль, в Гиртон-колледж, а потом плакал от счастья, радуясь ее успехам.