Слабость Виктории Бергман. Часть 2. Голодное пламя - Эрик Аксл Сунд Страница 4

Молния ударяет в землю сто раз в секунду, что составляет около восьми миллионов раз в день. Самая сильная в этом году гроза обрушилась на Стокгольм, и в двадцать две минуты одиннадцатого молния ударила в два места одновременно. В Бандхагене на юге, а также неподалеку от Каролинской больницы в Сольне.

Сержант уголовной полиции Йенс Хуртиг стоял на больничной парковке, собираясь ехать домой, когда телефон снова зазвонил. Прежде чем ответить, Йенс открыл дверцу машины и забрался на водительское сиденье. Звонок был от начальника полицейского управления Денниса Биллинга. Тот явно хотел знать, что случилось.

Йенс сунул наушник в ухо и произнес в трубку:

– Хуртиг.

– Я слышал, вы нашли мальчика Жанетт. Как он? – Шеф явно беспокоился.

– Ему дали снотворное, Жанетт там с ним. – Хуртиг сунул ключ в зажигание и завел машину. – Слава богу, угрозы для жизни как будто нет.

– Отлично, отлично. Тогда, надо надеяться, она вернется через несколько дней. – Шеф пожевал губами. – А как насчет тебя?

– В смысле?

– Устал или сможешь съездить в Бандхаген насчет одного дела?

– Вы о чем?

– Я хочу сказать… сейчас, когда Чильберг не на работе, у тебя появился шанс проявить себя. Написать отчет, произвести хорошее впечатление, если ты понимаешь, о чем я.

– Отлично понимаю. – Йенс повернул на Норра-Ленкен. – Что за дело?

– Нашли мертвую женщину, возможно изнасилованную.

– Хорошо. Еду прямо сейчас.

– Вот такие темпы мне нравятся. Ты отличный мужик, Йенс. Увидимся завтра.

– Конечно.

– И вот еще что… – Биллинг сглотнул. – Передай Жанетт – я не против, если она какое-то время посидит дома, с сыном. Честно говоря, я считаю, что ей бы надо получше заботиться о своей семье. Я слыхал, Оке от нее ушел.

– В смысле? – Хуртигу начинали надоедать намеки шефа. – Хотите, чтобы я сказал ей – оставайся дома, потому что шеф считает, что женщинам нечего делать на службе, а надо им сидеть дома и хлопотать вокруг мужа и детей?

– Черт, Йенс, ну перестань. Я думал, мы поняли друг друга и…

– То, что мы мужчины, – перебил Хуртиг, – не означает, что у нас одинаковые взгляды на жизнь.

– Ну конечно нет. – Шеф вздохнул. – Я подумал, может быть…

– Не знаю, не знаю. До скорого. – Хуртиг нажал «отбой», не дожидаясь, пока Биллинг сморозит еще какую-нибудь ерунду или отпустит очередную дурацкую шутку.

Возле съезда на Сольну он окинул взглядом «Пампас Марину» [3]и ряды парусных лодок.

Лодка, подумал он. Куплю себе лодку.

На школьную спортплощадку Бандхагена обрушился дождь. Сержант уголовной полиции Йенс Хуртиг натянул капюшон и захлопнул дверцу машины. Огляделся, узнал местность.

Несколько раз он бывал здесь в качестве зрителя, когда Жанетт Чильберг играла в составе полицейской сборной. Он вспомнил свое удивление тому, что она так здорово играет – лучше многих игроков-мужчин, а в роли атакующего полузащитника и вовсе изобретательнее их всех. Пробивала открывающиеся подачи, видела пространство как никто.

Хуртиг с удивлением замечал, что Жанетт-футболистка ведет себя на поле так же, как Жанетт-начальница – в кабинете. Авторитетно, но без давления.

Когда в какой-то момент игры ее товарищи по команде начали возбужденно жаловаться на судейство, она встала между ними, утихомиривая скандалистов. Ее слушал даже судья.

Хуртиг подумал: как она там? У него не было своих детей, да он к этому и не стремился, но понимал, что Жанетт сейчас очень нелегко. Кто позаботится о ней теперь, когда Оке удрал?

Хуртиг знал, что история с убитыми мальчиками захватила Жанетт целиком.

И теперь, когда беда случилась с ее собственным сыном, Хуртигу хотелось быть для Жанетт чем-то большим, чем помощник. Хотелось быть другом.

Он ненавидел иерархию, хотя всю жизнь отлично вписывался в нее. Люди имеют разную ценность, и все в конце концов сводится к одной-единственной вещи. К деньгам. Ты – это твой конверт с зарплатой.

Он подумал о тех безымянных мальчиках. Ничто не имеет ценности в шведском обществе. Ничто, кроме системы. Но если один человек пропал, значит, должен быть и другой – тот, кто его потерял.

Классовое общество никто не отменял, просто классы теперь называются по-другому. Знать, духовенство, мещане и крестьяне – или высшее общество и низшее общество. Рабочие или капиталисты.

Мужчины или женщины. Не играет роли.

Сейчас «умеренные» [4]называют себя новой рабочей партией, хотя пекутся в первую очередь о самых толстых кошельках. А в самом низу общественной пирамиды – те, у кого вообще нет кошелька. Те, у кого нет документов.

Опечаленный, Хуртиг побежал к строениям возле гравийных площадок.

Шварц и Олунд ждали его под крышей раздевалки. Увидев Хуртига, они замахали ему.

– Черт, ну и погода! – Хуртиг провел рукой по лбу, стер с глаз дождевые капли. Небо осветилось молнией, и он вздрогнул.

– Боишься грозы, шеф? – Шварц кулаком ткнул его в плечо, улыбнулся.