Без жалости - Лоис Гилберт Страница 4

Рубашка, которую носил этот человек, была когда-то белого цвета, но теперь она вся была перемазана кровью, а джинсы и куртка, в которые он был одет, покрыты запекшимися сгустками, так что можно было подумать, будто ткань местами выкрашена черной краской. На правом виске у мертвеца была видна большая ссадина, а руки у него были сплошь избиты и исцарапаны — казалось, прежде чем швырнуть его здесь, на лесной тропе, его долго тащили по каменистой земле, поросшей колючим кустарником.

На первый взгляд этому человеку было лет шестьдесят — шестьдесят пять. Он был высок и широкоплеч. Я заметила у него на щеке и на шее темные пятна — следы какой-то уже виденной кожной болезни. В Африке мне приходилось лечить людей с аналогичными симптомами. Приглядевшись, я поняла, что это следы саркомы Капоши, а она, в свою очередь, указывала на наличие в организме вируса СПИДа. Кожа у человека была пепельной от потери крови, а рот был открыт в последнем крике — не то удивления, не то боли.

Я стояла над трупом, смотрела на него и пыталась понять, почему этого человека, которому оставалось жить на свете из-за болезни совсем недолго, убили с такой невероятной жестокостью. Хотя я привыкла в Судане созерцать трупы, но, к своему удивлению, неожиданно пришла к выводу, что при виде этого мертвого человека испытываю чувство глубокой скорби. Несмотря на нанесенную ему кошмарную рану, которая сильно изменила его облик, я решила, что он кого-то мне напоминает: походил на моего брата Райана — вернее, так, возможно, выглядел бы брат в шестьдесят пять лет.

На какое-то мгновение мне показалось, что мертвец смотрит на меня, и я замерла, будто в гипнотическом трансе. Потом, однако, сообразила, что на самом деле его взгляд был зафиксирован на убийце, и, хотя я знала, что так не бывает, не могла отделаться от ощущения, что в его остекленевших глазах отпечаталось изображение того, кто с ним расправился.

На лице умершего застыло выражение ужаса, и я, поежившись от ледяного озноба, несколько раз глубоко вдохнула и сделала пару шагов назад. Руки у меня тряслись. Скажу правду: мне было очень страшно.

Прижав к себе свой верный «ремингтон», я оглянулась. Мне в голову пришла мысль, что я совершенно одна в этом ставшем вдруг таким неприютным лесу. До дома примерно миля и как минимум две мили до любой мощеной дороги. Другими словами, кричи я в случае чего, не кричи — никто бы меня не услышал.

Сердце сильными толчками гнало в кровь адреналин, и я, сорвавшись с места, побежала. Мной стала овладевать паника, и в голову приходили спутанные, беспорядочные мысли — одна страшнее другой.

«Нет, — думала я, — это не несчастный случай на охоте. Кто-то подкараулил и убил этого человека. Тот, кто знал про эту тропинку в лесу, которая выводит к водопаду».

Владения моей бабушки составляли примерно четыреста акров, и в них входили не только поля, но и близлежащий лес и водопад. А это означало, что по нашей земле разгуливал убийца. Возможно, он и сейчас еще находится в наших владениях.

Пока я бежала, меня не оставляло чувство, что за мной наблюдают. Сердце колотилось как бешеное, ноги все больше тяжелели и наливались свинцом, а когда я поднималась по склону, приклад ружья немилосердно колотил меня по ногам и я всякий раз болезненно морщилась. Несмотря на все эти неприятные ощущения, я бежала довольно резво: меня подстегивали страх и желание поскорее добраться до дома. Более всего на свете я хотела сейчас увидеть родную ферму и ее обитателей: Эми, Райана и бабушку.

Пробежав с полмили, я почувствовала, как колет в боку, и это сильно поубавило мне прыти. Пришлось перейти на быстрый шаг. Но стоило мне выйти на опушку леса и увидеть стоявший на пригорке наш старый дом, как я снова побежала — напрямик через поля, в которых еще держался никак не желавший рассеиваться туман.

— Райан! — закричала я у дверей. — Эми!

Собаки, которые были заперты на кухне на первом этаже дома, залаяли, но из дверей никто не вышел. Я изо всех сил дергала колокольчик. Сердцебиение не унималось, руки ослабели, и ладони стали скользкими от пота. Но я, не давая себе передохнуть, звонила до тех пор, пока брат не открыл дверь.

— Какого черта?.. — проворчал он, поправляя очки, затем вскинул голову и посмотрел на меня еще припухшими со сна глазами.

— Там, — махнув рукой в сторону леса, сказала я, — мертвый человек.

Это известие, казалось, совершенно ошеломило Райана.

— Мертвый? Ты уверена?

— Абсолютно.

— Господи! Этого еще не хватало! И кто это?

Я покачала головой в знак того, что не знаю убитого, и прислонилась к деревянным перильцам — от волнения и утомительного кросса по пересеченной местности у меня вдруг закружилась голова.

— Где он? — спросил Райан.

— Не доходя Депатрон-Холлоу. — Я с шумом втянула в себя воздух. — Неподалеку от ручья. Примерно с милю отсюда.

— Я позвоню Дэну.

В прошлом Дэн был моим мужем, в настоящем — шерифом графства Томпкинс. Сама мысль о том, что он может сюда приехать, вызвала у меня в груди привычную острую боль — казалось, я только что проглотила осколок стекла.

Чтобы немного отдохнуть и отдышаться, я уселась на ступеньки порожка. Райан вернулся в дом, но теперь в дверном проеме маячила Эми, которая с любопытством поглядывала на меня. Потом она вышла на порог и остановилась, переминаясь с ноги на ногу. Босая, в старой футболке своего папаши, а на улице довольно холодно.

Я посмотрела на дочь, и сердце у меня неожиданно сжалось от страха за нее.

— У тебя все нормально? — спросила Эми. Она уселась со мной рядом и по-приятельски толкнула меня плечом.

— Нет, не нормально, — пробурчала я и, обняв дочь за плечи, прижала к себе. По счастью, все мои домашние были живы, а в лесу лежал совершенно незнакомый мне человек.

После моих слов тело Эми напряглось. Я почувствовала это даже сквозь толстую куртку.

— У тебя-то самой все в порядке? — спросила я.

— Разумеется, — ответила она. Голос у нее был на удивление спокойным.

В течение года я пыталась не обращать внимания на холодность в голосе дочери, но сейчас Она больно резанула меня по сердцу. Я почувствовала сильнейшее желание снова сблизиться с Эми и стать наконец ей настоящей матерью. Стоило, однако, мне об этом подумать, как меня посетила невеселая мысль, что с этим я, возможно, опоздала. Эми могла решить, что я поехала в Африку только для того, чтобы от нее отделаться, и затаить на меня обиду.

Прежде, до Африки, в моих отношениях с дочерью трудностей не было, но теперь прошлое напоминало мне старую песню с забытыми мелодией и словами.

После моего возвращения Эми все время наблюдала за мной исподтишка. Казалось, ей не давала покоя мысль, что я в любую минуту могу выйти за ворота фермы, с тем чтобы больше назад не возвращаться и опять куда-нибудь уехать, оставив ее в компании с бабкой и Райаном. Она постоянно меня спрашивала, куда я иду и когда вернусь, и это внушало мне некоторую надежду на потепление наших отношений.