Сентиментальный убийца - Марина Серова Страница 4

Я мысленно взмолилась богу, чтобы он пробудил сознание окаменевшей рядом с Геннадием Ивановичем мумифицированной супруги, которая, казалось бы, вовсе не замечала, что муж довольно откровенно пытается занять разговором молодую и красивую женщину.

Бог не отозвался. Зато отозвался Головин, который уже вторую минуту созерцал экзерсисы Геннадия Ивановича.

Он подошел ко мне сзади и, положив руки на плечи, проговорил:

— Что, Женя, ты уже познакомилась с вашим будущим губернатором?

Я подняла на Геннадия Ивановича довольно-таки холодный взгляд и сказала:

— Если это можно назвать знакомством, то да.

— Меня зовут Геннадий Иванович Турунтаев, — проговорил тот и, зацепив рукавом вазу с фруктами, опрокинул ее в блюдо с салатом. — Я кандидат в губернаторы от КПРФ.

Ну конечно! Я вспомнила, где я могла видеть это круглое и, надо сказать, довольно добродушное лицо. Вероятно, оно мелькало в рекламных роликах, которые я при моем врожденном равнодушии, даже антипатии ко всяческой политике способна просматривать не более двух секунд кряду.

— Ага… это у вас рейтинг шестьдесят процентов? — выудила из памяти я.

Если сказать, что мои слова польстили ему, — это значит ничего не сказать. Он расплылся в широчайшей улыбке, сделал левой кистью хватательное движение — вероятно, для того чтобы поймать мою руку и в очередной раз галантно к ней приложиться, — но вместо моей руки ему попалась свиная ножка, которую он и поцеловал с трогательной нежностью. А потом вцепился зубами, увидев, что это вовсе не то, что он намеревался взять.

— Фоверфенно верно… мням… мой рейтинг… чав-чав… это я…

Мало того, что его дикция и до того не отличалась особенной четкостью в связи с обильными возлияниями, он еще и начал жевать. После чего вычленить что-либо из его длинной речи стало совершенно невозможно.

Не исключено, что она была предвыборной. Перед отдельно взятым избирателем, то есть мной. К этому выводу я пришла, когда среди прочего речевого букета идентифицировала слова «антинародный», «беспредел», «заводы» и даже замысловатое словосочетание «деприватизация национального достояния».

Я беспомощно оглянулась на Головина, но он только улыбнулся с загадочным видом и отошел к другим гостям.

Тем временем Турунтаев дожевал поросенка и заговорил более членораздельно, но не намного более осмысленно:

— Значит, вы оправдываете Ельцина и его р-р-р… реформы?

Я попыталась было подняться, но тут увидела, что Головин делает мне какие-то загадочные пассы руками, и поняла, что он просит пообщаться с господином Турунтаевым как можно дольше и плотнее.

И это под боком у жены.

Ну Головин, доберусь я до тебя! Не будь ты сегодня именинником…

Я повернулась к Турунтаеву, который уже оживленно совал мне в район подмышки фужер с шампанским, и проговорила:

— Скажите, Геннадий Иванович, а почему все коммунисты так любят это имя — Геннадий?

— Что?

— Я имею в виду, что многие коммунистические лидеры носят имя Геннадий: Геннадий Андреевич Зюганов, Геннадий Николаевич Селезнев, вот вы еще…

— А-а-а, вот в каком смысле! — пьяно обрадовался Турунтаев. — Да в нашей концепции вообще стоит отметить… в-в-в… тягу к исконно русским именам. Владимир Ильич…

— Иосиф Виссарионович, — продолжила я. — Чисто русские имена Лаврентий Павлович и особенно Лазарь Моисеевич.

Он посмотрел на меня даже не с обидой, а с каким-то детским негодованием. Вероятно, коммунистам на самом деле вредно пить. Хотя как сказать: упомянутый Турунтаевым Владимир Ильич вообще из спиртного только чай с лимоном употреблял, а вон каких дел наворотил, до сих пор разгрести не можем.

— Давайте лучше выпьем, Геннадий Иванович, — довольно дружелюбно проговорила я.

…А вдруг он на самом деле станет новым губернатором Тарасова?

А эта мымра окоченелая — его жинка — за все время так и не шелохнулась.