Ведомство страха - Грэм Грин Страница 4

На следующий же день в дом миссис Пурвис переехал какой-то человек и занял комнату на третьем этаже с окнами во двор. Роу встретил его еще через день, вечером, впотьмах, на лестнице; новый жилец о чем-то разговаривал с миссис Пурвис гулким шепотом, а та, прижавшись к стене, испуганно слушала его и явно не понимала. Ростом он был почти карлик, темноволосый, горбатый, с могучими плечами человека, перенесшего в детстве паралич.

– Ах, вот и вы, сэр, – с облегчением вздохнула миссис Пурвис при виде Роу. – Этот джентльмен хочет послушать последние известия. Я сказала, что, может быть, вы позволите ему зайти к вам…

– Входите, – сказал Роу, открыл свою дверь и пропустил незнакомца вперед; это был его первый посетитель за все время. Комната была плохо освещена, фанера, вставленная вместо стекла, не пропускала слабого дневного света, а единственная лампочка была защищена от падающей штукатурки абажуром.

«Неаполитанская бухта» совсем слилась с обоями, маленький огонек шкалы радиоприемника придавал комнате уют – он был похож на ночничок в детской у ребенка, который боится темноты. Голос диктора произнес с напускной веселостью: «Спокойной ночи, детки. Спокойной ночи».

Незнакомец сгорбился в кресле и стал пальцами выскребывать из головы перхоть. Сидячая поза была для него выигрышной. Благодаря непомерно широким плечам, он казался могучим, а рост был незаметен.

– Как раз вовремя, – сказал он и, не предложив сигареты хозяину, закурил; по комнате пошел едкий черный дым дешевого французского табака.

– Хотите печенья? – спросил Роу, отворяя дверь шкафа.

– А может, вы съедите кусочек кекса? – спросила миссис Пурвис, которая все еще медлила у двери.

– Пожалуй, нам лучше сначала доесть печенье.

– Кекс в наши дни вряд ли заслуживает того, чтобы его ели.

– Но этот сделан из настоящих яиц! – гордо возразила миссис Пурвис, словно кекс принадлежал ей. – Мистер Роу выиграл его в лотерею.

В эту минуту по радио начали передавать последние известия: «…ведет передачу Джозеф Маклеод». Незнакомец уместился поглубже в кресло и стал слушать, всем своим видом выражая презрение, словно его пичкали россказнями, которым он один знает настоящую цену.

– Дела идут сегодня чуть-чуть повеселее, – сказал Роу.

– Хотят поддержать в нас боевой дух, – скривился незнакомец.

– Может, вы все-таки попробуете кекс? – спросила миссис Пурвис.

– Но этот джентльмен предпочитает печенье.

– Я очень люблю кекс, – твердо заявил незнакомец и затоптал подошвой свою вонючую сигарету. – Если это хороший кекс, – добавил он, словно все дело было в том, чтобы кекс ему понравился.

– Тогда принесите нам кекс, миссис Пурвис, и чаю.

Когда внесли кекс, незнакомец повернулся к нему всем своим изуродованным телом: видно, он и правда питал к нему слабость, казалось, он не может отвести от него глаз. Он даже затаил дыхание, а когда кекс поставили на стол, с жадностью наклонился вперед.

– Где нож, миссис Пурвис?

– О господи, господи! Из-за этих воздушных сирен у меня всю память отшибает к ночи, – пожаловалась миссис Пурвис.

– Ничего, – сказал Роу, – у меня есть свой. – Он с нежностью вынул из кармана последнее оставшееся у него сокровище – большой перочинный нож. Он не мог удержаться, чтобы не похвастаться его прелестями перед незнакомцем: штопором, щипчиками, лезвием, которое выскакивало и защелкивалось, когда вы нажимали пружинку. Теперь такие ножи можно купить только в одном магазине – в маленькой лавчонке за Хеймаркетом.

Однако незнакомец не обращал на него внимания и напряженно следил за тем, как нож погружается в кекс. Далеко на окраине Лондона, как всегда по ночам, завыли сирены.

Вдруг незнакомец повернулся к нему:

– Мы ведь с вами интеллигентные люди. Можем говорить откровенно обо всем…

Роу не понял, что он хочет этим сказать. Где-то там, на высоте двух миль у них над головой, от устья реки, шел вражеский бомбардировщик. «Время! Время!» – снова и снова прерывисто выстукивали его моторы. Миссис Пурвис их покинула – они услышали, как она, спотыкаясь, тащит по лестнице свою постель и как хлопнула парадная дверь, когда она отправилась в свое излюбленное бомбоубежище на этой же улице.

– Людям вроде нас с вами нечего злиться на то, что происходит, – сказал незнакомец. Выставив на свет свои громадные, уродливые плечи и бочком пододвигаясь к Роу, он съехал на самый краешек кресла. – Какая глупость эта война. Почему бы нам с вами, людям интеллигентным… Пусть они разглагольствуют о демократии. Но нас с вами такой болтовней не проведешь. Если вам нужна демократия – я не говорю, что она кому-нибудь нужна, но если уж вам она нравится, – вы ее найдете в Германии. Чего вы хотите? – спросил он.

– Мира, – ответил Роу.

– Вот именно. Этого хотим и мы.

– Не думаю, чтобы вас устроил тот мир, какого хотите вы.

Однако незнакомец слушал только себя.

– Мы можем обеспечить вам мир, – сказал он. – Мы его добиваемся.

– Кто это «мы»?

– Я и мои друзья,

– Люди, которые принципиально отказываются от военной службы? Потому что это против их совести?

Плечи калеки раздраженно передернулись:

– Стоит ли так много думать о совести?

– А что нам было делать? Дать им захватить Польшу, не сказав ни единого слова?

– Такие люди, как мы с вами, знают мир, в котором мы живем. – Когда незнакомец наклонялся вперед, кресло тоже понемногу катилось вперед, и он надвигался на Роу, как машина. – Мы знаем, что Польша была одной из самых прогнивших стран в Европе.

– А кто нам дал право ее судить? Кресло заскрипело еще ближе.

– Вот именно. Правительство, которое у нас было и стоит у власти сейчас…

Роу задумчиво сказал: