Совокупность лжи - Дэвид Игнатиус Страница 4

У Марвана был с собой автоматический пистолет, его очертания угадывались под курткой. Когда они поднимались по лестнице, Марван осторожно вынул оружие из кобуры. Все трое держались рядом и шли практически в ногу. Хани замер, услышав звук открывающейся двери этажом выше, и повернулся к Марвану. Тот кивнул и прижал руку с пистолетом к бедру. Но это оказалась всего лишь старая женщина-немка, отправившаяся за покупками с сумкой-тележкой в руках. Она прошла мимо троих стоявших на лестнице мужчин, даже не посмотрев на них.

Хани снова двинулся вверх по лестнице. Все, что он сказал Феррису в Аммане, — это то, что они многие месяцы готовили операцию.

«Пошли, посмотришь, как я спущу курок», — сказал он тогда. Феррис не знал, собираются ли Хани и Марван в самом деле кого-нибудь застрелить. С технической точки зрения это было бы незаконно, но в штабе не будут беспокоиться, если он напишет свой доклад в правильном ключе. Они уже перестали быть привередливыми в такого рода делах. Америка ведет войну. А законы военного времени отличаются от обычных. По крайней мере, Хофман всегда высказывался именно так.

Когда они дошли до третьего этажа, иорданец жестом приказал им остановиться. Достав из кармана мобильный, он приложил его к уху и прошептал что-то по-арабски. Затем кивнул, и все трое тихо подошли к двери квартиры с номером «36». Хани знал, что в этот день Мустафа Карами будет дома. На самом деле он знал об этом человеке почти все — работа, привычки, одноклассники по школе в Зарке, семья, оставшаяся в Аммане. В какую мечеть в Берлине он ходит молиться, какими номерами мобильных пользуется, какая хавала посылает ему средства из Дубай. Самое главное, он знал, когда именно Мустафа Карами побывал в Афганистане и вступил в «Аль-Каеду», кто из членов организации выступает его доверенным лицом и кто с ним на связи. Хани, так сказать, изучил его с головы до ног, и теперь настала пора экзамена по курсу.

Когда Хани приблизился к двери, Марван поднял пистолет. Феррис стоял в тени в паре метров позади. У него под пальто в нагрудной кобуре тоже был пистолет, и сейчас он положил правую руку на его рифленую металлическую рукоять. Из другой квартиры, этажом выше, донеслись едва различимые звуки арабской музыки. Хани поднял руку, давая сигнал готовности. Затем он один раз громко стукнул в дверь, сделал паузу и постучал еще.

Дверь со скрипом открылась. «Простите?» — буркнул кто-то по-немецки. У Карами на двери была цепочка, и он обеспокоенно смотрел наружу. Увидев незнакомые лица, он попытался захлопнуть дверь, но Хани молниеносно подставил ногу, помешав ему.

— Привет, Мустафа, друг мой, — сказал Хани по-арабски. — Аллах велик. Мир тебе.

Марван поставил ногу так, чтобы при необходимости вышибить дверь.

— Что вам нужно? — раздался голос из квартиры. Цепочка на двери все еще была на месте.

— Я знаю человека, который хочет поговорить с тобой, — сказал Хани. — Возьми телефон, пожалуйста. Это всего лишь телефон, не бойся.

Он медленно передал мобильный телефон сквозь приоткрытую дверь. Поначалу Карами даже не прикоснулся к нему.

— Возьми телефон, дорогой, — тихо сказал Хани.

— Зачем? Кто мне звонит?

— Поговори со своей матерью.

— Что?

— Поговори со своей матерью. Она хочет услышать тебя, хотя бы по телефону.

Молодой араб приложил трубку к уху и услышал голос, которого не слышал уже три года. И не сразу понял, что ему говорят. Мать сказала, что гордится своим сыном и всегда знала, что он преуспеет в жизни, даже тогда, когда он был мальчишкой-школьником в Зарке. А сейчас он делает великое дело. Он прислал ей деньги, холодильник и даже новый телевизор. С этими деньгами она сможет найти новую квартиру, где будет сидеть в кресле, глядя на закат над холмами. Она так гордится тем, что он достиг успеха. Благодарение Аллаху, он отличный сын. Мечта матери, благословение Аллаха. Она плакала. Когда она попрощалась с ним, Мустафа тоже расплакался. От счастья, что услышал мать, и от ужаса, что его все-таки поймали.

— Ты — мечта твоей матери, — сказал Хани.

— Что вы с ней сделали? — спросил Мустафа, вытирая слезы. — Я не делал ничего из того, о чем она говорила. Вы ее разыграли.

— Разреши мне войти, и мы поговорим.

Мустафа замешкался, словно ища пути к бегству, но понял, что он теперь полностью во власти Хани. Отцепив цепочку, он открыл дверь. Трое мужчин вошли в квартиру. Мрачная комната, ни следа мебели и отделки, только матрас у стены и молитвенный коврик в стороне, обращенной к Мекке. Худощавое тело Мустафы обмякло и согнулось, словно брошенная одежда.

— Чего вы хотите? — спросил он. Его руки тряслись.

— Я помог твоей матери, — ответил Хани, угрожающе надвигаясь на молодого человека. Ему даже не пришлось говорить очевидное — что он может причинить зло его матери точно так же, как помог.

— Вы разыграли ее, — повторил Мустафа с дрожью в голосе и теле.

— Нет, мы помогли ей. Мы дали ей множество подарков и сказали, что их прислал ее любимый сын. Мы свершили хасана, доброе дело, — сказал Хани и сделал паузу.

— Она в тюрьме? — спросил Мустафа. У него все так же дрожали руки. Хани дал ему сигарету и щелкнул зажигалкой.

— Конечно нет. Разве она говорила с тобой как человек, сидящий в тюрьме? Она в радости. И я хочу, чтобы она так же радовалась до скончания дней своих.

Феррис смотрел на все это из угла широко открытыми глазами. Он боялся шелохнуться, чтобы не сбить заданный Хани настрой. В своем роде, его начальство оплатило это шоу, но сейчас он был лишь одним из зрителей.

Пауза затянулась, пока Мустафа обдумывал услышанное. Они добрались до его матери. Они выставили его героем перед ней. Они могут уничтожить и его, и его мать, если пожелают. Таковы факты.

— Чего вы от меня хотите? — наконец спросил Мустафа.

Феррис тщательно прислушивался к его арабской речи, стараясь не пропустить ни слова. У него было ощущение, что он присутствует на премьере мастерски поставленного спектакля. Хани пальцем не прикоснулся к жертве, не угрожал ей открыто и даже не давил на нее, если быть откровенным. В этом и была вся прелесть операции. Хани выстроил колею, реку, по которой жертву несло, помимо ее воли и абсолютно неотвратимо.

— Мы хотели бы, чтобы ты помог нам, — сказал Хани. — И это будет очень просто. Мы хотим, чтобы ты жил так же, как и до сегодняшнего дня. Мы не хотим, чтобы ты стал предателем, или плохим мусульманином, или совершил что-то из того, что называют харам. Мы только хотим, чтобы ты был нашим другом. И хорошим сыном.

— Вы хотите, чтобы я стал вашим агентом.

— Нет-нет, ты не понял. Об этом мы поговорим позднее. Для начала я хочу дать тебе специальный телефон, чтобы ты мог выходить на связь со мной, — сказал Хани, протягивая ему небольшой радиотелефон.

Мустафа поглядел на аппарат так, будто это была готовая взорваться граната.