Секрет бабочки - Кейт Эллисон Страница 4

Но после ухода Орена стало хуже. Гораздо хуже. И теперь, когда появляется такое желание, словно сверхчеловеческая сила хватает мое тело и не отпускает, пока вещь, которую я заприметила, не окажется у меня. Вещь, которая мне необходима. И я стремлюсь не взять или украсть, главное для меня иметь и хранить. На веки вечные. Со мной эти вещи в безопасности.

Как я понимаю, если ты всю жизнь переезжаешь из одного мерзкого города в другой, естественно, возникает тяга к прекрасным вещам. Если мы переезжаем, так только туда, где что-то треснуло посередине, где депрессия и разруха вышли на такой уровень, что для борьбы с этим требуются услуги моего отца. В вопросах управления городским хозяйством и помощи попавшим в сложное положение компаниям, говорит он, его услуги более всего требуются забытым городам: Детройту, Балтимору, Кливленду, далее везде.

Когда мы переехали в Кливленд, речь шла о шести месяцах, максимум годе. Но мы живем здесь уже три года, и мои сокровища требуются мне даже больше, чем прежде, хотя бы для того, чтобы проснуться утром. Я должна знать, что красота существует, обладать и окружать ею себя, согреваться ее теплом.

Иногда она нужна мне для того, чтобы дышать. И точно для того, чтобы пережить долгий, полный одиночества день в старшей школе.

* * *

Мама стоит в дверях своей спальни, когда я возвращаюсь домой и босиком поднимаюсь по бежевой ковровой дорожке на лестнице. Ее почти черные волосы, как и мои, обрамляют бледное лицо; в них выделяются нити седины, которую я раньше не замечала, серебряные и дикие. Большая, в раме, картина, которая висит на стене у двери — океан, красное небо, кусочек пыльного берега, — цветными отсветами раскрашивает бледность лица мамы. Дальше тянется коридор, пустой, слегка потертый, до комнаты Орена. На ней синие велюровые шаровары, которые стали ей так велики — она очень похудела, — что едва не сваливаются с бедер, и розовая безрукавка с кофейными пятнами на груди. Глаза, как обычно, наполовину закрыты, словно она спит на ходу. Несколькими неделями раньше я приносила ей стакан воды и увидела, что ящик ее прикроватного столика открыт, а в нем — полупустые пузырьки с таблетками: «Анафранил», «Элавил», «Паксил», «Золофт», «Лунеста», «Амбиен» [5]. Я задаюсь вопросом, отличает ли она одно лекарство от другого или просто высыпает на ладонь и ест, как попкорн.

— Мама, — я прикасаюсь губами к холодной щеке, — ты встала. Это хорошо. — Она пахнет кофе и лекарствами, а также чем-то еще. Чем-то знакомым и маминым — это запах ее лавандового мыла, но он слабый, давний.

— Ты слышала о девушке, которую убили? — резко спрашивает она. Ее губы подергиваются. — Прошлой ночью. В доме на Лоррейн-стрит. В восточной части города. Ее застрелили, Ло. — Мама приваливается к стене. Ее глаза мутные, в них зимний холодный туман. До ухода Орена они были солнечными, синими небесами, как в теплый весенний день. — Кто-то просто вошел, приставил пистолет к голове девушки, — она щелкает языком, потом монотонно продолжает: — Все репортеры говорят, что уровень преступности самый высокий за двадцать лет. По их мнению, виноваты наркотики. Это ужас. И они говорят, что будет только хуже.

Лоррейн-стрит — вчера именно там я и была. Сердце ускоряет бег: я представляю себе, что мама слышит, как оно бухает под моей футболкой. Я застегиваю серую куртку с капюшоном до подбородка, на всякий случай, сую порезанную руку в карман и постукиваю по ноге. Девять, девять, шесть.

— Ты знаешь тот район, Ло? — напирает она. — Они называют его Гдетотамом [6]. Городом сбежавших и потерявшихся детей. Множество их живет в пустующих домах, как дикари. — Рукой она приподнимает мой подбородок, ее глаза сверкают. — Ты туда не забредаешь, Пенелопа? С друзьями из школы? — Ее дыхание пахнет сигаретами. Она начала курить несколькими месяцами раньше, у открытого окна своей спальни.

Я отшатываюсь от нее. Она выглядит очень, очень старой.

— Мама, — мягко говорю я, горло горит, — я не хожу в Гдетотам, понимаешь? Никогда не слышала об этом районе.

— Что ж, хорошо. Это все, что я хотела знать. — И тут же ее глаза вновь становятся пустыми. Она возвращается в свою комнату и закрывает дверь.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не крикнуть вслед: «Между прочим, мама, у меня действительно есть друзья, с которыми я могу пойти куда угодно». Она ничего не знает о моей жизни. Одиночество — это константа, но я сумела найти решение этой проблемы, научилась жить без мамы.

Научилась жить сама по себе.

* * *

Мне не требуется много времени, чтобы найти в Сети статью об убитой девушке.

Статья иллюстрирована рядом фотографий. Лоррейн-стрит. Уродливый желтый дом с маргаритками. Дом, в котором жила убитая девушка.

У меня перехватывает дыхание; все тело холодеет. Шум, который я слышала, — удары — пуля. Я там была. В пятнадцати футах. Может, ближе. Я там была, когда застрелили девушку. Выстрел, который оборвал ее жизнь, почти оборвал и мою.

Я шумно сглатываю.

Господи, я находилась в нескольких шагах от киллера. Я безостановочно проигрываю в голове события: удар, грохот, кусочек металла, вонзившийся в стену рядом со мной, поблескивающий в свете уличного фонаря. Я могла что-то сделать. Могла помочь. Но не сделала и не помогла.

Девушку звали Сапфир. Просто Сапфир. Это все, что о ней узнали. Девятнадцати лет и стриптизерша. Танцевала в расположенном в Гдетотаме клубе, который называется «Десятый номер». На каждой фотографии она сильно накрашена — серая тушь для ресниц и излишне много румян. У нее сердитые глаза, а губы сине-лиловые, и помада этого цвета ей каким-то образом очень к лицу. Выглядит она старше девятнадцати — наверное, из-за всей этой косметики.

Журналист описывает убийство в подробностях. На нее набросились, изнасиловали, потом застрелили: ковер пропитан кровью, череп пробит, голые конечности вывернуты. Другая стриптизерша, ее подруга из «Десятого номера», перечисляет, что украдено. Маленькие вещи. Дешевые вещи. Старые деревянные часы, коллекция медных браслетов, потускневшая от времени серебряная цепочка с подвеской в форме лошади, статуэтка-бабочка, три маленькие картины с воронами.

Все, у кого брали интервью, грустили, но не удивлялись. Короче, еще одна девушка умирает, еще одна подсевшая на наркотики стриптизерша. Так устроен мир.

Но этого недостаточно — для меня. Я хочу большего. Я нуждаюсь в большем.

Новый поиск: Гдетотам — Сапфир — убийство. Страницы результатов, большинство из них отсылают к статье, которую я только что прочитала в «Плейн дилер» [7]. Наконец кое-что новое — жирный шрифт и заглавные буквы — привлекает мое внимание: «ПРЕСТУПЛЕНИЯ В ГДЕТОТАМЕ. БЛОГ Б. ХОРНЕТА». Горло перехватывает.