Цена вопроса. Том 1 - Александра Маринина Страница 39

Шарков, уже одетый, заглянул в кухню, попрощался с отцом и вдруг, словно впервые, заметил и глубокие морщины на его лице, и ставшие совсем-совсем реденькими волосы, и пигментные пятна на дрожащих руках. Господи, какой же он старый… Старый и одинокий.

* * *

Выйдя из дома отца, генерал собрался было сесть в служебную машину, но остановился, уже почти взявшись за ручку дверцы, отступил на шаг и вытащил из кармана телефон. Разговаривать при водителе не хотелось.

Набрал номер Большакова, дождался, когда тот ответит.

– Костя, можем встретиться?

– Смогу быть часа через полтора, – ответил полковник после небольшой паузы.

Шарков понял, что Константин Георгиевич прикидывает, как лучше распланировать время с учетом просьбы о встрече.

– Хорошо, – коротко сказал генерал. – Буду тебя ждать.

От дома отца до дома, где располагалась квартира профессора Ионова, езды минут сорок. Значит, есть время заскочить в магазин. Шарков сел в машину.

– Едем на квартиру, – скомандовал он водителю. – По пути остановись у какого-нибудь супермаркета, я дам денег и скажу, что купить.

– Понял, Валерий Олегович, – отозвался водитель. – Вы какой супермаркет предпочитаете, попроще или с наворотами?

Вопрос застал генерала врасплох. Покупкой продуктов он интересовался прежде ровно настолько, насколько это было необходимо, чтобы не приезжать к отцу с пустыми руками. Но в этих случаях обычно покупки делала Лена, а Шарков лишь предупреждал ее: дескать, завтра собирается съездить к Олегу Дмитриевичу, и пусть она купит, что полагается. Где, в каких магазинах жена покупала продукты, Валерий Олегович и не задумывался. Елена перед уходом набила для него полный холодильник припасов, так что за последние дни вопрос о супермаркете встал впервые.

– С наворотами – это какие? – спросил Шарков.

– Ну, где всего много, все в основном импортное и жуть какое дорогое. Но нарваться на подделку можно и там, конечно, сегодня нигде гарантий нет, сами понимаете. Хотя в тех, что попроще, шансы травануться выше, само собой. Зато дешевле на порядок. Вы скажите, что нужно купить, а я уж соображу, куда лучше ехать.

– Водку хорошую и закуску какую-нибудь, немного, но приличную.

– Чтоб водка не паленая была – это только в навороченный надо ехать, – авторитетно заявил водитель. – В обычных магазинах сплошной левак продают. А закусочку можно и где попроще сообразить. Хлеб, колбаску, консервы, огурчики-помидорчики маринованные. Пойдет?

– Пойдет, – равнодушно согласился Шарков.

Он откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза. Прав отец или нет? Нужно ли, правильно ли ставить дело всей жизни выше самой этой жизни? Выходило, что даже выражение «дело всей жизни» – неправильное и не имеет права на существование. Но ведь восьмидесятилетний Олег Дмитриевич Шарков, майор милиции в отставке, уже давно отгородившийся от всего мира, вряд ли может считаться оракулом, провозглашающим истины в последней инстанции.

И все-таки что-то в его словах заставляло бурлить нутро генерала, вызывая одновременно и сопротивление, и стремление опровергнуть эти слова, и непреодолимый соблазн прислушаться к ним и согласиться.

Погруженный в размышления, он даже не обратил внимания, возле каких магазинов водитель останавливал машину. Главное, что все было куплено.

– Поезжай поужинай, – сказал Валерий Олегович, когда автомобиль припарковался перед подъездом давно знакомого дома. – Я освобожусь не раньше, чем через час.

В квартире Ионова он не стал раздвигать шторы, аккуратно сдвинутые соседкой Розой при очередной уборке. Зажег свет, прошел на кухню, достал стакан и тарелку, отрезал кусок хлеба и толстый ломоть копченой колбасы, налил себе водки, выпил залпом, закусил.

«Если сдохну сейчас – то и черт с ним, – с неожиданным для себя равнодушием подумал он. – Скоро Костя приедет, если что – «Скорую» вызовет. Не откачают – значит, не судьба. Я больше не могу. У меня нет сил. Я устал каждую секунду ждать смерти».

Водка пробежала по пищеводу, растеклась по жилам, исчезло ставшее почти непереносимым напряжение в голове. Валерий Олегович налил второй стакан, выпил половину, сунул в рот хлебную горбушку и только теперь заметил, что все еще стоит.

«Сесть, что ли? – как-то вяло подумал он. – Или не садиться здесь, на кухне, а пойти в гостиную и устроиться на диване? На диване, конечно, удобнее, но водка и закуска – здесь, а нести в гостиную не хочется, лень. Да и нехорошо продукты таскать в комнату, мусорить… Непорядок это… Господи, о чем я думаю? Какая ерунда в голову лезет! Сесть – не сесть, здесь или в гостиной… Какое все это имеет значение?»

Наступившее от полутора стаканов водки облегчение быстро прошло. Шарков допил второй стакан, навинтил пробку на горлышко бутылки и отправился в комнату, которая когда-то была кабинетом профессора Ионова. Вот письменный стол, тот же самый, что стоял здесь тридцать лет назад, а кресло уже другое: Евгений Леонардович в начале девяностых приобрел свой первый персональный компьютер, и кресло пришлось заменить, ибо высокие подлокотники мешали работать на клавиатуре. Но когда молодой оперативник Валера Шарков оказался здесь впервые, профессор сидел еще в том, старинном, кресле с высокой спинкой и высокими же подлокотниками. Было это года за два до того, как отца выперли на пенсию…

В учетной группе того районного управления внутренних дел, где он тогда служил, работала молоденькая девушка по имени Настя, худая бесцветная блондинка, которая однажды, принимая у Шаркова карточки первичного учета «на зарегистрированное преступление» и «на выявленное лицо, совершившее преступление», бросила как бы между прочим:

– Все орут про кривое зеркало статистики, а вместо этого надо просто сесть и посчитать радиус кривизны.

– Как посчитать? – удивился в тот момент Валера.

– Да элементарно. Естественная и искусственная латентность плюс типичные ошибки в квалификации, вот и вся кривизна. Зная ее коэффициент, всегда можно достаточно точно интерпретировать статистику. Только никому же неохота возиться. Про естественную латентность кое-что написано, про искусственную – меньше, все жить хотят, подставляться страшно. А применить математику к ошибкам или техническим погрешностям в квалификации вообще никому пока в голову не приходило. Всем проще либо оперировать готовыми цифрами, либо кричать на всех углах, что статистика – самая наглая ложь.

В тот раз Шарков сдал карточки и ушел, но слова Насти из учетной группы засели в его голове. И чем больше он думал о сказанном, тем интереснее ему становилось. Ведь и в самом деле, в Уголовном кодексе довольно много составов, разграничение между которыми проходит по чисто формальному признаку. Например, тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшего, и умышленное убийство: если человек умирает в течение 14 суток после причинения повреждений, то деяние квалифицируется как убийство, а если больше 14 суток – то как тяжкие телесные со смертельным исходом. А велика ли на самом деле разница между 14 и 15 сутками? Более того, эта разница может оказаться всего в один час, но законодательный лимит в 14 суток уже будет превышен и в статистику попадет совсем другая статья. То же самое с преступлениями взрослых, несовершеннолетних и малолетних. Подростку исполнилось, допустим, 18 лет, и он на радостях в день своего рождения напился с друзьями до поросячьего визга, а в состоянии опьянения каких только глупостей, в том числе и уголовно-наказуемых, не сделаешь. Совершил, попался, признался, все чин-чинарем. А заполняешь карточку по форме 2 и понимаешь, что согласно закону пацан-то – несовершеннолетний, ибо наступление восемнадцатилетия признается только в одну минуту первого следующего дня. Успел набедокурить до полуночи – пойдешь под суд как малолетка, не успел – срок тебе впаяют как взрослому. А хищения и кражи? До определенного размера они считаются малозначительными деяниями, и по факту их совершения уголовные дела вообще не возбуждаются. Но если размер окажется, к примеру, на 20 копеек больше и обозначенный законом «рубеж» будет перейден, то в соответствующую строку статистической отчетности попадет очередная единичка. Много, много подобных примеров припомнил Валера Шарков, как из собственной практики, так и из чужой.