Розовый - Татьяна Устинова Страница 39

Полуянов хохотнул, показывая, что оценил шутку, и предложил:

– А давай устроим… этот… как его звать по-русски… В общем,«брейн-сторм».

– Мозговой штурм?

– Во-во. Принимаются любые идеи, даже самые фантастические.И критиковать их запрещено.

Тане предложение спутника понравилось.

– О’кей. Начали?

– Насколько я понимаю, – глубокомысленно заметил Дима, –убийства совершаются, во-первых, из-за денег, во-вторых, из ревности и,в-третьих, из чувства мести. Ну, бывают еще, как пишут в протоколах, из личныхнеприязненных отношений – это когда по пьянке бьют сковородкой по голове. Нопоследнее явно не наш случай…

– Давай не отвлекаться.

– Давай друг друга не критиковать. Мы ж договорились! Можетбыть, дело в деньгах? – предположил журналист. – Ты только не обижайся, но… Ктонаследует в случае твоей смерти?

– Мама. И еще отчим, Валерий Петрович. Я на него на всякийслучай завещание оставила. А то ведь со мной, при моем рисковом характере,всякое может случиться.

– Ну, вот тебе и мотив, – легкомысленно откликнулсяПолуянов. – Мама-то точно тут ни при чем, но вот наследство, твой отчим…Кажется, он эфэсбэшник? Значит, у него есть контакты в криминальном мире. Вдругон решил тебя заказать?

– Ты ври, да не завирайся! – отбрила Татьяна.

– Та-анечка… – укоризненно протянул молодой человек. – Мы ждоговорились: никакой критики.

– Хорошо, – дернула плечом девушка. – А кто наследует вслучае твоей смерти? – И добавила, в отместку за отчима: – Ты со своей козой,библиотекаршей Надей, уже расписался – или по-прежнему во грехе живете?

Но журналиста пронять такими булавочными уколами былосложно.

– Во грехе, Танечка, во грехе… Да и потом, какое с менянаследство? Я с моих публикаций и рубля не накопил.

– Как не накопил? Квартира-то есть?

– Даже две, моя и бывшая мамина, – кивнул Дима, вглядываясьв дорогу впереди. Он вдруг скинул газ, «Мазда» теперь ползла с совсем ужчерепашьей скоростью. Пояснил: – Здесь вечно гаишники с радарами прячутся.

– Две квартиры – это как минимум пол-лимона зеленых, –заметила Таня, продолжая денежную тему. – А если не библиотекарша твоя – кто ихтогда наследует?

– А ведь и вправду… – задумчиво потер лоб Полуянов. – Естьли у меня наследники-то? Я же один как перст. Из родственников – никого.Правда, у покойной мамы был двоюродный брат… Живет, кажется, в Калуге… И у негоесть дети… Вроде бы двое… Но связь с ними давно потерялась…

– Вот видишь! Значит, могло быть так: дети достиглисовершеннолетия, узнали, что в Москве у них богатый троюродный брат, вот изаказали тебя. Чтобы жилье в столице заиметь.

– Версия хорошая, богатая, – похвалил Дима. – Но при чемздесь ты? Разве только предположить, что мои гипотетические троюродные сестры ствоим отчимом в заговор вступили. – Это была маленькая месть Тане за «козубиблиотекаршу».

– Да, веселые дела… – протянула Садовникова. – Значит, надоискать, что нас действительно объединяет.

– А нас с тобой не объединяет практически ничего, –проговорил журналист. И через секунду добавил: – К сожалению… – И положил рукуТане на коленку.

– Убью сама, – сквозь зубы бросила Татьяна и скинула егоруку. – Мы с тобой просто старые друзья и ничего больше! Ясно?

– Да куда уж яснее, – хмыкнул Полуянов.

По лицу его было видно, что он вряд ли оставит свои попытки,и в голове у Тани мелькнула совсем уж завиральная мысль («брейн-сторм»раскрепостил сознание!). «А вдруг всю эту историю Дима сам придумал, чтобыпобыть-пожить со мной вдвоем? Совсем наедине?» Но девушка сразу ее отбросила,как исключительно дурацкую: у Полуянова достанет смелости (вот уж чего у негочерез край!) начать ухаживать за ней напрямую, без обиняков.

– Хотя нет, я не прав, что нас совсем уж ничего необъединяет. – Дима сделал вид, будто обиделся. – Я тебя регулярно с Новым годомпоздравляю. И с Восьмым марта.

– Ага, по электронной почте, – кивнула Татьяна. А про себямстительно подумала: «И ни одного подарочка или цветочка – за десять лет!»

– Кстати, ты у меня на «френдс-ру» висишь, – продолжилприятель. – То есть в друзьях, между прочим. И фотка твоя у меня там есть – тасамая, где мы в обнимку на аэродроме.

– Ну конечно, виртуальная дружба – самая крепкая в мире, –саркастически заметила Садовникова.

– И я тебя, – перечислял Дима, – всегда на наши корпоративыгазетные приглашаю. Только ты не пришла ни разу.

– Я тебя тоже на Новый год к нам в агентство звала. Но тыкак к стажерше Илоне приклеился, так и не замечал вокруг ничего…

– Ох, грудь у нее была замечательная… – мечтательно протянулжурналист. И спохватился: – У тебя тоже, конечно, хороша…

– Слушай, хватит, а? – всерьез обиделась Татьяна. – Ты что,поднял меня в три утра, чтобы я твои скабрезности выслушивала?

На самом деле не Дима в ту ночь разбудил ее. За полчаса доего звонка блямкнула эсэмэска. Писал изгнанный месяц назад исключительноревнивый возлюбленный Миша Беркут. Сообщение оказалось невнятным и противным –как и все, в последнее время исходящее от Беркута: «Предупреждаю, причемкрайний раз: ты на всю жизнь должна быть рядом со мной!!» На это письмо, как ина десяток других Мишиных посланий, Татьяна не ответила. Ей вообще хотелосьпоскорей и напрочь вычеркнуть из своей памяти все, что было с ним связано.

А ведь как хорошо начиналось! Двухметрового роста каратист,фигура обалденная, сильный, мощный, с таким куда хочешь иди – будешь как закаменной стеной. Плюс к тому (хоть и трудно поверить) интеллектуал, Петраркунаизусть цитирует. Да и человек далеко не бедный: шеф крупнейшего на юге страныохранного агентства.

Роман у них с Татьяной закрутился – аж искры летели. Припервой возможности он срывался, летел в Москву. Да и она у него на юге пару разпобывала, Новый год вместе встречали. Беркут окружал ее максимальным комфортом:пятизвездные гостиницы, лимузины, французское шампанское…

Но потом все пошло наперекосяк. Кто знает, что тому сталовиной: не изжитой, несмотря ни на что, Мишин провинциализм? Или его грандиозныйчастнособственнический инстинкт? А может, не случайно они на кладбищепознакомились? Все– таки дурная примета…

И тут Полуянов, вырвав девушку из размышлений о личном,выкрикнул:

– Стоп! Всем молчать! Идея! А что, если… что, если этоФомин?

– Фомин? Какой еще Фомин? Ах да, тот самый… Хм, а что,вполне может быть…