Сюрприз с дыркой от бублика - Наталья Александрова Страница 39

Грузный, мрачный, тяжеловесный мужчина скрипнул зубами. От ее тонкого, резкого голоса у него заболело в висках. Если бы он сказал кому-то из своих старых знакомых, что у него болит голова, они расхохотались бы над этим, как над отличным анекдотом: у Кабана болит голова! Ну и прикол! Да он этой головой кирпичную стенку проломить может!

– Посадил меня в клетку! Может быть, будешь показывать за деньги своим дружкам, этим старым гиенам?

Мужчина сжал зубы, стараясь не сорваться.

– Я человек, человек, а не цепная собачонка! – продолжала девушка накручивать себя, подпуская в голос жалостливую слезу, как профессиональные вагонные нищенки. – Мне нужна свобода! Почему я должна объяснять тебе такие элементарные вещи?

А почему он не может объяснить ей самые элементарные вещи? Почему она никогда не слушает его, а только кричит, кричит тонким, визгливым, истеричным голосом?

– У тебя все есть, все, что ты хочешь, – проговорил мужчина медленно, хрипло, устало. – Чего тебе не хватает?

Когда он говорил таким голосом с кем-нибудь из своих пацанов, они бледнели, как впечатлительные школьницы: все знали, что Кабан говорит так, когда он в гневе, а в гневе он был страшен.

Пацаны бледнели, а ей, этой девчонке, было наплевать на его голос, наплевать на его гнев. Она вытворяла все, что хочет, и отлично знала, что все сойдет ей с рук.

И ей действительно все сходило.

– Я тысячу раз говорила, чего мне не хватает, – ответила она неожиданно спокойно, – свободы! Я не хочу, чтобы за мной всюду таскались твои тупоголовые гориллы!

– Ниточка, ты же понимаешь – я за тебя боюсь! У меня много врагов, они могут похитить тебя, причинить тебе боль…

– Ты сам постоянно причиняешь мне боль! – взвизгнула она, снова заводя истерику. – И не называй меня этим дурацким именем!

Она требовала, чтобы он называл ее Анитой, а ему не нравилось это дурацкое кукольное имя, подходящее для героини мексиканского сериала, он сокращал его на собственный манер, и это злило, злило ее, как все, что он делал… только деньги она брала у него охотно.

– Я хочу свободы! – снова завела она старую пластинку. – Хочу встречаться со своими друзьями, а не с теми подонками, которых ты нанимаешь за свои грязные деньги!

Зря она это сказала.

Мужчина побагровел, с размаху ударил кулаком по столу, едва не проломив столешницу:

– Теперь мои деньги – грязные? А когда ты покупаешь на них шубы и машины – они не грязные? Когда покупаешь модные тряпки и дорогие побрякушки – они тебя устраивают? Когда ты ездишь на эти деньги на Багамы, Сейшелы, в Лас-Вегас – они тебе нравятся?

– Не все можно купить за деньги! – патетически воскликнула Анита, как героиня мексиканского сериала.

– Да? – насмешливо проговорил Кабан. – Ты так считаешь? Я тебе это напомню, когда ты будешь просить какую-нибудь новую игрушку!

– Мне ничего не нужно! – снова заныла она. – Ничего, кроме свободы! Я хочу жить по-своему!

– Мозгов у тебя пока мало, чтобы жить по-своему! – проговорил Кабан, взяв себя в руки, справившись с неожиданным приступом ярости, багровой пеленой застилавшей глаза.

– Что я, по-твоему, дура?

– А кто же ты? – он криво усмехнулся. – Вспомни сережки!

Анита опустила глаза, надулась. Ей не нравилось, когда он тыкал ее носом в такие поступки, как тыкают щенка в сделанную им лужу.

– Подумаешь, сережки… – пробубнила она, как обиженный пятилетний ребенок, и вся злость моментально улетучилась из сердца Кабана, уступив место ненужной, непростительной нежности, и Анита тут же это почувствовала, как хитрый зверек, и глаза ее снова загорелись: – Подумаешь, сережки! Ну захотелось мне их надеть! Большое дело! Тебе жалко, да?

– Мне не жалко, – он снова начал раздражаться, – мне ничего не жалко. Но я же тебе объяснял – их никто не должен был видеть! Никто! Ты понимаешь? Это очень опасно!

– Ты боишься? – проговорила она удивленно и расхохоталась. – Ты боишься? Ты же никогда никого не боялся!

– Я не боюсь, – Кабан недовольно поморщился, – кто тебе сказал, что я чего-то боюсь? Просто это действительно опасно! Очень опасно! Из-за твоего минутного каприза могут произойти очень серьезные вещи! Из-за него уже пришлось убить двух людей!

– Ужас какой! – притворно расстроилась Анита. Он видел, что на самом деле его слова не произвели на нее никакого впечатления. – Ужас какой! – повторила она и тут же прошептала: – А может быть, мой каприз этого стоит? Может быть, мой каприз дороже их жизни?

«Стерва! – привычно подумал Кабан. – Маленькая стервочка! Маленькая хорошенькая стервочка!»

– В любом случае этот твой каприз обошелся мне слишком дорого, – произнес он вслух, – и больше тебе такое не сойдет с рук. Ты будешь всюду ходить только с телохранителем… – Увидев, как подозрительно блеснули ее глаза, он добавил, как будто забил еще один гвоздь в крышку гроба: – Я прикреплю к тебе настоящего профессионала! И он будет ездить в твоей машине! Не думай, что тебе удастся удрать от него, как ты удрала вчера от этих двух дураков!

Глаза Аниты наполнились слезами, и она прильнула к нему, прошептав безупречно срабатывавшее до сих пор магическое заклинание:

– Ну папочка!

Георгий Иванович Кабанов, Жора Кабан, как многие называли его за глаза и очень немногие в лицо, железный авторитет, лидер крупной и хорошо организованной группировки, безжалостный и бесстрашный бандит, позорно слабел в присутствии своей дочери.

Анита буквально могла вить из него веревки.

Не случайно по старым бандитским понятиям серьезный признанный авторитет не должен иметь семьи – чтобы у него не было слабого места, в которое можно ударить, ахиллесовой пяты, лазейки, через которую к нему можно подобраться.

У Кабана и не было семьи в обычном понимании этого слова. Он никогда не был женат и никогда не интересовался своими возможными детьми. Но когда мать Аниты узнала, что умирает, что жить ей осталось всего два месяца, она нашла Кабана, пробилась к нему сквозь многочисленную охрану и ближнее окружение и показала семилетнюю девочку, его дочь.

И Кабан сломался. Он позорно поплыл.

Многие бандиты в глубине души удивительно сентиментальны – этому способствует опасная профессия, постоянное соседство смерти, свистящие над ухом пули. Поэтому они обожают надрывные, чувствительные песни, всю дешевую и вульгарную блатную романтику. Кабан думал, что он – исключение. Оказалось, что нет.

Темноволосая семилетняя девочка прямиком вошла в его сердце, даже не вытерев ноги в стоптанных кроссовках, и осталась там навсегда.

Он позволял ей все, тратил на нее огромные деньги.

«Детей надо баловать, только тогда из них вырастают настоящие разбойники», – так говорила атаманша в сказке «Снежная королева».