Ключ к сердцу императрицы - Елена Арсеньева Страница 39

Фоминична поглядывала на Алексея неодобрительно и морщилась всякий раз, когда раздавался скрип ногтя о плотную бумагу. Иногда губы ее шевелились, видно, она еле удерживалась, чтобы не сделать Алексею выговор, хотела, да не решалась.

— Расскажи, Лидия, что тебе снилось, — попросила Ирина, и Лидии показалось, что голос ее звучит как-то странно.

Ну опять на том самом воре горит та же самая шапка!

— Мне ничего не снилось. Мне просто не спалось, — ответила она, с трудом удерживаясь, чтобы не пропеть эту фразу: ведь это была строка из песни, из песни… а что это была за песня и кто ее пел, Лидия вспомнить не могла.

«Я забываю свое время!» — подумала она, но эта поистине пугающая мысль оставила ее совершенно равнодушной. Другое томило ее и мучило, совсем другое…

— А вы, Алексей Васильевич, видели ли нынче что-нибудь во сне? — проговорила Ирина.

Он насупился и проворчал, не отрываясь от книжки:

— Ничего не видел. Спал как убитый.

И не выдержал-таки, вильнул взглядом к Лидии и тотчас же отвел глаза.

У нее скакнуло сердце.

Что значил этот взгляд? Алексей что-то помнил? Он чувствовал ночью ее поцелуи, а теперь не знает, было ли это на самом деле или всего лишь приснилось ему?

Вошел Кеша и принялся, по обыкновению, шуровать кочергой в печи. Лидии бросилась кровь в лицо. Чудилось или впрямь Кеша посматривает на нее как-то странно? Видел он ее вчера или нет?

Ах, боже мой, сплошные вопросы без ответов. Догадки, недомолвки! Какая нервотрепка!

Вроде бы и не происходит ничего особенного день за днем, а такое впечатление, что каждый день вполне идет за год. Нервы обнажены, чувства обострены до предела. Улавливаешь то, чего раньше просто не заметила бы. Вот и сейчас — что-то явно дрожит в голосе Ирины. Мука, боль…

Она очень бледная сегодня. Вчерашнее улучшение было мнимым. Видно, что она очень нездорова. Пожелтела кожа, пожелтели белки глаз… Точно, у нее нелады с печенью. Грибы ей нельзя есть, определенно!

Хотя сегодня она их и не ела. Потягивает этот неизменный медовый взвар, смотрит упорно в сторону…

— Что вы читаете, Алексей Васильевич?

Голос у Ирины равнодушный. Ей совсем не интересно, что он читает. Она хочет говорить о другом.

О чем? О любви?

Нет… Что-то витает сегодня в воздухе, какая-то опасность, особенная настороженность…

«Видел кто-то, что я ходила к Алексею?» — снова завела было Лидия привычную шарманку и снова отмахнулась от нее.

— Что читаю? «Опыты» Монтеня. Преинтереснейшие афоризмусы, знаете ли, встречаются! — рассеянно отозвался Алексей.

— Прочтите и нам что-нибудь.

— Прочесть? Да извольте, прочту. Вот хотя бы это: «Человек — изумительно суетное, поистине непонятное и вечно колеблющееся существо». Ну разве это не так? Или вот это поразительно верное замечание: «Желание того, чего у нас нет, разрушает пользование тем, что у нас есть». А?! Каково сказано?

И он наконец-то поднял глаза. Посмотрел сначала на Ирину, потом на Лидию… и так ясно, словно он произнес это вслух, она прочла в его глазах: «Ты мешаешь мне наслаждаться тем, чем я наслаждался бы, чему радовался бы, если бы не узнал тебя!»

Лидия торопливо опустила взор, успев, однако, понять, что Ирина заметила их переглядку и уголки ее губ чуть дрогнули.

Улыбнулась? С трудом сдержала болезненную гримасу?

— Ну, а еще?

Алексей перелистнул одну-две страницы.

— Извольте. Ах нет, сие не для девиц… А, вот, более пристойно: «Любовь — неистовое влечение к тому, что убегает от нас».

— Убегает? — упавшим голосом переспросила Ирина. — Значит, искренняя нежность цены уже не имеет? Нужно непременно дразниться, притворяться, заманивать? Сколь суровы правила света! Соблюдать их даже и не хочется!

«Да что ж она такая наивная, — с досадой подумала Лидия. — Неужто не учат этих романтических барышень маменьки, что всякий мужчина — прежде всего охотник? Это ж прописная истина!»

Алексей пожал плечами.

— Не знаю, что и сказать, — ответил он весьма дипломатично. — Но вот что говорит на сей счет Монтень: «Женщины нисколько не виноваты в том, что порою отказываются подчиняться правилам поведения, установленным для них обществом, — ведь эти правила сочинили мужчины, и притом безо всякого участия женщин».

— «Мы берем на хранение чужие мысли и знания, только и всего. Нужно, однако, сделать их собственными», — задумчиво проговорила Ирина. — Как видите, я тоже читала Монтеня. Когда мой батюшка и покойный брат его Гаврила Иваныч были еще отроками, у них был учитель словесности, который очень любил Монтеня. Он и подарил своим воспитанникам по книжке «Опытов». У нас дома точно такой же том стоял. И корешок точно так же оторван… оттого что книжные шкапы набиты были плотным-плотно, с трудом можно книжку из ряда вынуть. Так странно… хоть вся моя жизнь при Монтене прошла, я его не слишком-то часто вспоминала. А сейчас один афоризмус за другим на ум идут да идут!

— Что же идет вам на ум, Ирина Михайловна? — вежливо поинтересовался Алексей.

— Да вот хотя бы это… «Подобно тому, как наше рождение принесло для нас рождение всего окружающего, так и смерть наша будет смертью всего окружающего».

— Батюшки, что ж так мрачно-то! — усмехнулся Алексей.

«Это типичный субъективный идеализм!» — чуть не ляпнула Лидия, но вовремя остановилась.

Главное — не умничать.

— Да, вы правы, но отчего-то именно мрачные, но мудрые выражения Монтеня и приходят мне нынче на память, — кивнула Ирина. — Вот еще одно, ежели угодно: «Смерть одного есть начало жизни другого».

Фоминична оторвалась наконец от шитья, пристально поглядела на Ирину, покачала головой, вынула палец из медного наперстка и перекрестилась.

— Да, — кивнула Ирина. — И это — истина. А вот еще, извольте послушать: «Деревья — и те как будто издают стоны, когда им наносят увечья».

У Лидии вдруг сделалось холодно в груди.

«Ирина знает, — подумала она. — Знает о нас с Алексеем. И намекает, что смерть ее с ним отношений дает начало рождению наших. И про деревья, которым больно, — ведь она про свою боль говорит! Но откуда ей знать?! Наверное, все же Кеша проболтался. Ну а почему он должен был молчать? Эх… ну да. Люди холопского звания… и так далее, читайте великого русского поэта Некрасова! Кеша предан своей госпоже, а я ему кто? С другой стороны, он ведь и Алексея выдал… Нет, не должен был бы Кеша это сделать! Он так заботится об Алексее, не надышится на него. И мы с ним так хорошо про ключ императрицы говорили… Ну, может быть, он тут и ни при чем. Может быть, ночью меня просто-напросто выследила Фоминична!»

Алексей захлопнул книжку, небрежно швырнул ее на стол, встал, подошел к окну.