Страсти по Веласкесу - Валентина Демьянова Страница 39

— Привет! Куда это ты собралась? — дружески прокричал он кому-то за моей спиной, и губы у него самопроизвольно растянулись в улыбке.

— На кудыкину гору, — последовал сердитый ответ.

Обернувшись, я увидела на ведущих к выходу ступенях уже знакомую девушку.

В этот день вместо потертых джинсов и клетчатой рубахи она была одета в цветастую юбку до пят и бесформенную шерстяную кофту. На ногах красовались грубые ботинки на толстой подошве, а голова сияла всеми цветами радуги. Тому, кто хоть раз видел это колоритное создание, забыть его уже было не под силу. И я не была исключением. Одного взгляда хватило, чтобы узнать в девушке давешнюю Люсю. Как и накануне, она была нагружена под завязку, но теперь вместо внушительной стопки канцелярских папок держала в каждой руке по огромной хозяйственной сумке.

— Все хохмишь? — ухмыльнулся охранник.

Согнувшись в три погибели под тяжестью непомерной ноши, Люся в сторону говорящего даже не взглянула и лишь сердито проворчала:

— Тебе б такие хохмы. Нагрузили, как ломовую лошадь, и давай, Люся, тащи этот хлам на край Москвы. А до Теплого Стана, между прочим, не близко, и я тут курьером числюсь, а не грузчиком.

— Машину не дали? — посочувствовал мужчина.

— Эти дадут! Догонят и еще дадут. Такие, как я, для Ленки не люди, — прошипела Люся, с усилием пропихивая тяжело набитые баулы в проем двери.

Забыв о своем недавнем собеседнике, я сорвалась с места и устремилась следом. Перехватив ее на тротуаре в нескольких шагах от выхода, я небрежно предложила:

— Вам, я слышала, в Теплый Стан? Давайте подвезу. Мне по пути.

В это раз я была без грима, а так как мой истинный облик даже отдаленно не напоминал вчерашнюю «журналистку», то разоблачения я не боялась.

Люся бухнула сумки на асфальт и категорично заявила:

— Адресом ошиблась. У меня на тачку денег нет.

— Зачем же так? — обиделась я. — Я без всякой корысти предложила.

— Добрая? — ехидно прищурилась она.

Я молча пожала плечами.

Люся несколько секунд разглядывала меня, но перспектива тащить баулы на себе через весь город ее все-таки не грела, и девушка милостиво кивнула:

— Ну, если без денег, тогда поехали.

Когда совместными усилиями нам наконец удалось запихнуть неподъемные Люсины сумки в багажник, я перевела дыхание и поинтересовалась:

— Чем это они набиты? Камнями?

— Документами, — широко улыбнулась Люся. — Мадам очищает офис от лишнего хлама, вот и приказала свезти все в усадьбу.

— Усадьба в Теплом Стане раскинулась? — насмешливо спросила я.

Расположившись рядом со мной, Люся искренне наслаждалась комфортом, а потому была миролюбива и в ответ лишь добродушно усмехнулась:

— Где там! «Теплый Стан» — это ж станция метро, а от нее надо еще двадцать минут на маршрутке пилить.

— Действительно усадьба или только так говорится?

— А вот поехали со мной и сама все увидишь, — хитренько улыбнулась она и со вкусом затянулась до отвращения вонючей сигареткой «Родопи». Вежливо подождав, пока я перестану кашлять, она продолжила:

— А деревня называется Зубовка. Знаешь такую?

— Слышала, — отозвалась я. — Место не из дешевых. Видно, ваша хозяйка действительно богатая дама.

— Теперь, когда муж преставился, и правда богатая, а раньше как все мы была, — пренебрежительно хмыкнула девушка.

— Муж от старости, что ли, умер?

— Да нет, помогли…

— Убили? — охнула я и в ужасе закатила глаза.

Разговорчивой Люсе такая реакция пришлась по душе, и она с довольным видом кивнула:

— В точку! Убили!

— Какой ужас! Интересно-то как! Расскажите подробно! — попросила я.

Люся, похоже, и сама была не прочь посудачить, поэтому ломаться не стала и, раскурив очередную вонючку, начала обстоятельно излагать:

— Хозяин последнее время сильно болел. Чем конкретно — не скажу, не помню просто. Название там какое-то длинное и мудреное. Наши бабы говорили, да я внимания не обратила. Оно мне надо? Чувствовал себя он хреново, на работе не появлялся, все дела передал жене.

— У него был рак?

— Да нет! Я ж говорю, что-то мудреное! С постели Аркадий Егорович, конечно, не вставал, но болезнь была не смертельная. При нормальном уходе он еще долго протянуть бы мог, но ему помогли, и все отошло Ленке Соловьевой.

— А почему ты ее так называешь… неуважительно?

Люся повернулась всем корпусом в мою сторону и посмотрела как на больную:

— Потому что он — Фризен, а она — Ленка Соловьева, и женаты они были всего ничего. Пришла к нам работать и вытащила свой счастливый билет. Такого мужика отхватила!

— Повезло, значит.

— Наши клуши тоже так говорят, но я с ними не согласна. Считаю, Ленка этот приз заслужила! Она его, можно сказать, зубами выгрызла!

Что ответить на это заявление, я не знала и потому благоразумно промолчала. Люся покосилась на меня и сердито спросила:

— Не согласна?

— Как я могу быть не согласна, если я никого из этой истории не знаю?

Люся оказалась по характеру девушкой отходчивой и тут же покладисто согласилась:

— Ах да! Конечно! Не бери в голову! Это я к тебе по инерции прицепилась. Привыкла с нашими бабами спорить. Они Ленке люто завидуют, вот и болтают всякие глупости. А я по-другому считаю. Просто так ведь никому не везет. Везение нужно заслужить! Верно?

Я согласно кивнула, и довольная Люся, не забыв снова закурить, пустилась в объяснения:

— Я вот как рассуждаю. Во-первых, Ленка красавица. Тут двух мнений не может быть. Понимаешь, не хорошенькая, не смазливенькая, а настоящая красавица. Без балды. И не просто красавица! В ней есть шик. Порода. Правда, откуда у девчонки из нищей семьи это взялось, для меня загадка. Но это есть, и оно работает. На все сто!

— Кто ее родители?

— Неизвестно. Про нее никто ничего толком не знает. Ленка про себя никогда ничего не рассказывала. Даже когда наши бабы ей в лоб вопросы задавали, она умудрялась отмалчиваться или от ответа уходить. Кстати, еще одна из причин, почему ее у нас не любят.

— С чего ж ты взяла, что она из бедной семьи?

Люся самодовольно усмехнулась:

— А я наблюдательная, знаешь, и любопытная очень. Там словечко услышу, здесь в щелочку подсмотрю, и уже что-то понятно становится. Как Ленка не скрытничала, а кое-что в разговоре проскальзывало, и это кое-что наводило на мысль, что раньше ее жизнь не была особо сладкой. И потом… когда она к нам пришла, от нее бедностью пахло. Замаскированной, тщательно скрываемой, но бедностью. Меня не проведешь, я сама нищая, так что чужую нищету за версту чую.