Прятки со смертью - Бекки Мастерман Страница 39

Все правда: если секс между занятыми в расследовании по одному делу агентом и защитником вскроется, это может привести к аннуляции судебного процесса и к увольнению обоих. Только мысль затевать возню была мне не по душе — пока, во всяком случае. Я все еще кипела из-за того, что Коулмен «кинула» меня в тюрьме, не говоря уж о том, что не сказала об отстранении. Наша «чиста, как первый снег» Коулмен, спящая с государственным защитником, без санкции привлекающая к делу Зигмунда, выносящая папку с материалами дела из здания Бюро… У меня появились сомнения, стоит ли ей вообще доверять: слишком уж она напоминала меня.

Но всего этого было недостаточно, чтобы бросить ее под танк, настучав на нее и Хьюза. Я представила Коулмен секретным агентом или просто ведущей некую игру. В свою защиту должна подчеркнуть — именно по этой причине мне не пришло в голову, что она может быть в опасности.

В настоящий момент мне необходимо сосредоточиться на добывании фактов, прежде чем составлять обвинение, из-за которого Коулмен потеряет работу. Она слишком старалась делать все правильно. Я позвонила Коулмен на мобильный, но тот оказался выключен. Я написала ей по электронной почте, что все знаю и приеду к ней в офис объясниться завтра, — она не ответила.

— О’Хари, что стряслось?

Карло и я перед ужином сидели на черном диване со стаканчиком недорогого, но довольно сносного «Мальбека» и наслаждались восхитительным влажным воздухом пустыни: где-то в горах шел дождь. Дуновение ветерка чуть смягчило зной раннего вечера, понизив температуру до семидесяти с хвостиком.

По пути из тюрьмы домой я наконец достучалась до Зака Робертсона. Его голос звучал так оптимистично, как только мог, и я успокоилась на его счет и не отругала за то, что не отвечал на мои предыдущие звонки. Зак сказал, что занимался организацией кремации тела Джессики, и спросил, смогу ли я развеять ее пепел на вершине Маунт-Леммон. Я согласилась.

— Замечательно. Я проверил: это самая высокая гора близ города. Джессика любила походы в горы.

Разговор потерял нить.

— Когда едешь домой? — наконец задала я вопрос.

— Завтра. Ранним рейсом, — ответил он после паузы тоном то ли чуть уклончивым, то ли извиняющимся.

— А попрощаться по-человечески не было в твоих планах? — Зигмунд, а теперь и Зак, подумала я. Что это с ними обоими? — Как поедешь в аэропорт?

— Мм, на такси.

— Разреши хоть отвезти тебя к самолету. Когда подъехать?

— Не стоит.

— Зак, я настаиваю.

Я услышала, как стукнула положенная на стол трубка, значит, мой звонок застал его в номере. Он быстро вернулся:

— Вылет очень рано, в шесть пятьдесят утра.

— Отлично. Завтра в полшестого увидимся, — заключила я.

Карло отложил жизнеописание Витгенштейна. Мой Клайв Касслер уже какое-то время покоился на моем бедре. Автор оказался недостаточно увлекателен, чтобы помочь мне убежать от реальности. Карло потянулся и нежно накрыл мою ладонь своей.

— О’Хари, что стряслось? — повторил он.

Я ему рассказала. О, конечно, не о человеке, которому грозило пожизненное за секс с мумией. И не о серийном убийце, и не о моей одержимости им последние тринадцать лет, и не о том, что, возможно, он все еще на свободе, а если Зигмунд прав, то с большой долей вероятности убивает прямо сейчас. И не о своем подозрении, что кто-то пытался меня убить и, потерпев неудачу, попробует еще. И уж конечно, не об убийстве Джеральда Песила и о том, как я замела следы, потому что все еще была уверена, что Перфессер не сможет мириться со знанием того, на что я способна.

Опустив кровавые подробности, я поведала Карло об отце, потерявшем дочь и никак не способном смириться с ее смертью. И о том, как я не могу избавиться от чувства вины за все это.

Карло слушал молча, не делая попыток что-то уточнить-переспросить. После того как я закончила, он немного сгорбился в своем кресле, словно под тяжестью узнанного, и сказал:

— Как чертовски тяжела жизнь.

— Ты прав. Полный отстой.

— …и в конце ты умираешь? — Он было задумался, затем пожал плечами: — Никогда не считал себя неисправимым оптимистом, но должен признаться, мне доводилось видеть, как благословение приходит к нам через страдание.

— Осторожно, Перфессер, вы сейчас говорите почти как священник.

— Возможно. — Карло покрутил в бокале остатки вина и вдохнул его аромат. — Попытка извлечь смысл из тягот жизни не исключительно христианская. Пример — Виктор Франкл. И мне нравится, как кто-то сказал когда-то: «Трещины есть во всем, но в них проникает свет».

— Витгенштейн? — Я показала на его книгу.

— Леонард Коэн. — Карло покачал головой.

И, как недавно Зигмунду, который обо мне тоже столько знал, мне очень захотелось рассказать Карло все. Слова разрывали грудь, и понадобились все силы, чтобы удержать их там. Я выдавила усмешку и изобразила пальцами подобие креста.

— Благослови, отец, ибо грешна: последний раз исповедовалась сорок пять лет назад, — обратилась я к нему.

— Увы, когда ты брала меня в мужья, ты отказала в возможности быть твоим исповедником. Придется тебе поискать другого духовника.

— Так ты в душе еще священник или уже нет?

Карло задумался, будто я заставила его что-то вспомнить.

— По правде говоря, да. Мне никогда не удавалось перестать быть им. — Затем он повернулся ко мне так, чтобы видеть реакцию на его вопрос: — А как ты, любимая? Можешь перестать быть секретным агентом?

— Нас называют специальными агентами.

Он мягко улыбнулся:

— Тогда специальным — можешь ты перестать быть им?

Видимо, мы оба знали, о чем он, и ни один из нас не мог ответить. Я услышала, как на кухне зазвонил стационарный телефон. Карло сделал глоточек вина, и в его голосе мне почудилась покорность.

— Мы могли бы позволить надиктовать сообщение.

Я оставила мужа и пошла отвечать на звонок — решила, что это Коулмен, и не хотела упустить случая отчитать ее за то, что не сообщила об отстранении от дела, и за то, что так подвела меня в тюрьме. Звонила не она.

— Бриджид, — голос Макса Койота чуть более унылый, чем обычно, — я хотел бы, чтобы ты приехала в кабинет патологоанатома завтра часам к двум.

— Зачем? — спросила я. — Обнаружили что-то связанное с телом, которое нашли в машине?

— Нет, кое-что другое, и я хотел бы, чтобы ты взглянула на это, — ответил он и отключился.