А кому сейчас легко? - Люся Лютикова Страница 39

Я ощутила рвотный позыв. Меня бы стошнило прямо надудавленником, но, к счастью, я с утра ничего не ела. Чтобы не упасть, яоперлась на обеденный стол и тут заметила на нем листок бумаги и ручку.Предсмертная записка! У меня хватило ума не прикасаться к листку. Я приняласьчитать строчки, написанные аккуратными круглыми буквами:

Простите меня. Я не хотел причинить вред Елене Михайловне ииздательству, но так получилось. Просто мне были очень нужны деньги. Я искреннераскаиваюсь в своем поступке и добровольно ухожу. Ни к кому претензий не имею.

Значит, все-таки это он, Ветерков, убил Елену Михайловнуиз-за денег, которые ему заплатил конкурент «Работы». В предсмертной записке онпрямо признается в содеянном. Значит, его все же замучила совесть. А я-тосчитала его прожженным циником… Не могу сказать, что мне было жаль Ветеркова,шпион и убийца получил по заслугам.

Неожиданно у меня словно камень с плеч свалился. Слава тебе,Господи, закончились мои мытарства! Убийца в наличии, в наличии и егописьменное признание – дело закрыто!

Я вышла в коридор и позвонила Руслану Супроткину. Мне большене было нужды скрываться.

– Я звоню тебе из квартиры покойника… – сразуприступила я к сути.

Я старалась говорить четко и по существу. Выслушав меня,капитан коротко ответил:

– Я скоро буду.

Оставаться в квартире один на один с самоубийцей нехотелось, поэтому я спустилась во двор. Няня все еще что-то рассказываламамаше, энергично размахивая руками. Я подошла к ней и тихонечко сказала:

– Не пускайте ребенка в квартиру. Там ваш хозяинповесился.

В глазах няни промелькнуло недоверие, потом радость, котораясменилась ужасом:

– Он же мне еще за декабрь не заплатил!

Вскоре приехал Руслан, а вместе с ним и другие оперативники.Всей толпой мы поднялись в квартиру. Криминалисты приступили к осмотру трупа, амы с Русланом уединились в гостиной.

– Рассказывай, как ты здесь оказалась, – строгоприказал мне он, усаживаясь в кресло. Я плюхнулась на диван.

– Сразу предупреждаю, это долгая история.

– Ничего, – усмехнулся капитан, – рабочийдень у меня только начинается.

– В общем, после того, как меня обвинили в убийствеКирилловой, я начала собственное расследование…

И я подробно поведала, какими окольными путями вышла наВетеркова.

– Ну, что скажешь? – спросила я, закончив рассказ.

– Скажу, что в убийстве тебя никто не обвинял. Ты былаодной из подозреваемых, так что не надо фантазировать.

– А отряд омоновцев с автоматами, присланный к моемуподъезду, тоже моя фантазия?

– Каких омоновцев? Разве ты чеченский боевик, чтобытебя с автоматами арестовывать?

– Ну, может, это были и не омоновцы, но люди вкамуфляжной форме. Я четко видела, как они ворвались в мой подъезд. Ты меня вэто время как раз на телефоне удерживал…

– Ерунда какая-то, – отмахнулся Руслан. –Ладно, теперь это уже не важно. Главное, что крупица истины в твоей версииесть. В крови Кирилловой обнаружили… нет, не наркотик, а яд. Химическоесоединение группы… Впрочем, название я тебе не скажу, это тайна следствия,просто опишу действие препарата. Если принять большую дозу со спиртным, учеловека может остановиться сердце. Если принимать маленькими дозами, нопродолжительное время, разовьется сердечная недостаточность, и рано или поздночеловека хватит инфаркт.

– Так это только упрощает дело! – вскричалая. – Значит, Ветерков с самого начала преследовал цель – убить ЕленуМихайловну! Он попытался ее отравить, потом, должно быть, увидел, что она непьет шампанское, и тогда ударил подносом по голове!

– Ты говоришь, этот Иннокентий Лавочкин видел, какВетерков подсыпал что-то в ее бокал?

– Он готов дать показания. Я оставлю тебе его адрес ителефон.

– Хорошо, запиши здесь. – Руслан протянулблокнот. – Я думаю, тебе тут больше нечего делать, можешь идти домой.

– Значит, с меня сняты все подозрения? –обрадовалась я.

Капитан ответил уклончиво:

– На всякий случай не уезжай из города.

Я поднялась с дивана:

– Ну, тогда я пойду?

Я ждала, что он захочет поговорить о наших отношениях, можетбыть, даже попросит прощения, но Руслан лишь рассеянно отозвался:

– Ага, иди…

Я шла по улице и, глотая слезы обиды, с горечью думала, чтоон не поцеловал и не обнял меня на прощание. Значит, мы с ним совсем чужиелюди. Но по крайней мере расстались мы цивилизованно, без битья посуды ивзаимных оскорблений. И на том спасибо.