Ветеран - Фредерик Форсайт Страница 39

Я видел такие доски и прежде, чаше всего в отделе Себа. Но это точно не дуб — именно это и показалось мне особенно странным. Скорее, похоже на тополь. И вот я подумал: возможно, какой-то викторианский вандал написал картину поверх некой более ранней работы.

Понимаю, что мог и ошибиться и что вся эта возня лишь напрасная трата времени. Но тем не менее счел необходимым отправить картину в Колберт. И попросить Стивена Карпентера взглянуть на нее и проверить с помощью рентгена. Поскольку меня не будет, а Стив в скором времени тоже собирается уехать в отпуск, я попросил его отправить отчет прямиком тебе, в Гэмпшир.

Увидимся в конце месяца. Искренне твой Алан».

Перегрин Слейд лежал у бассейна в шезлонге и попивал розовый джин. Он перечитал письмо дважды. И его оно тоже заинтриговало. Насчитывающие века доски из тополя никогда не использовались британскими художниками, даже теми, которые писали по дереву. Вообще вся Северная Европа использовала только дуб. На тополе писали итальянцы, и, как правило, чем толще была доска, тем больше веков она насчитывала, поскольку древняя техника распиливания не позволяла резать дерево тонко.

Да и тот факт, что поверх старой картины была написана новая, не являлся чем-то из ряда вон выходящим. История искусств знает немало случаев, когда какой-нибудь бездарный идиот записывал своей мазней работу истинного гения.

Однако благодаря развитию науки и технологии стало возможным определить возраст и даже точную дату создания такой картины по мельчайшим фрагментам дерева, полотна и краски. И идентифицировать не только страну, но иногда даже и школу. А рентгеновский анализ позволял видеть, что изображено под слоем нанесенной поверх краски.

Лью-Трейвес поступил совершенно правильно. Как раз завтра Перегрин Слейд собирался в Лондон, нанести очередной визит Марине. «Можно заодно заскочить и в офис, — подумал он, — проверить последние записи».

Записи подтверждали все, что было написано в письме, отправленном из Хитроу. Некий мистер Хемиш Макфи заходил в дочернее агентство в Бёри и оставил викторианский натюрморт под названием «Дичь». Значился и присвоенный поступлению номер: «F 608».

Записи также показали, что картина прибыла в Лондон 1 августа и отправлена в Институт Колберта 6-го числа того же месяца. На том Слейд и успокоился. Закрыл компьютер и решил, что будет с интересом и нетерпением ждать ответа от легендарного Стивена Карпентера, с которым не имел чести быть знакомым лично.

Взглянув на часы, он отметил, что в Лондоне сейчас шесть вечера. Стало быть, на Карибах уже час ночи. Целый час он пытался дозвониться на мобильный Лью-Трейвесу, а также связаться с ним по радио, но все время попадал куда-то не туда. И вот наконец он оставил эти бесплодные попытки. И отправился на свидание с Мариной.

18 августа в приемную «Дома Дарси» вошел коротышка-посыльный в фирменном халате Института Колберта. В руках он нес небольшую картину в защитной пластиковой упаковке.

— С добрым утречком, красотка, — приветствовал он сидевшую за стойкой девушку. — Велели передать из Колберта, как договорено.

Девушка взирала на него с недоумением. Тогда посыльный выудил из кармана квитанцию и зачитал ей:

— Хранилище «Дарси», инвентарный номер «F 608».

Лицо девушки тут же просветлело. Номер оказался внесенным в компьютер, стоявший на столе рядом с ней.

— Секундочку, — сказала она и вошла в базу данных этого источника мудрости. Тут все и объяснилось. Она увидела, что единицу хранения под этим номером отправляли в Институт Колберта с целью осмотра с распоряжения отсутствующего ныне директора, мистера Лью-Трейвеса. И вот теперь картину возвращают. И она вызвала своего посыльного.

Бланк о приемке, который протянул ей человек из Колберта, был подписан, завернутую картину унесли в хранилище. Все это заняло несколько минут.

— Прямо не вылезаю из этого здания, — проворчал Трампингтон Гор, выходя на раскаленный солнцем тротуар. — Еще один визит — и придется платить им ренту за свое пребывание.

20 августа в особняк Перегрина Слейда в Гэмпшире был доставлен отчет Стивена Карпентера. Он получил его за поздним завтраком, после приятного и бодрящего плавания в бассейне. И пока читал, яйца всмятку остыли, а на кофе образовалась тонкая пленочка. В письме говорилось следующее:

«Дорогой мистер Слейд, уверен, вы уже знаете о том, что перед тем, как отправиться в отпуск, Алан Лью-Трейвес попросил меня взглянуть на маленькую картину маслом, которая приписывалась к позднему Викторианскому периоду и автором которой считался наш соотечественник.

Должен признаться, я не ожидал столь поразительных результатов. На первый взгляд натюрморт под названием «Дичь» показался совершенно бездарным и не заслуживающим какого-либо внимания. Жалкая мазня бесталанного любителя, созданная примерно лет сто тому назад. Но написана она была на деревянной доске, что и привлекло внимание Алана. А потому я прежде всего сосредоточился именно на ней. Вынул доску из деревянной рамы и тщательно ее изучил. Тополь, это несомненно, причем очень старый. По краям я обнаружил следы какой-то старинной мастики или клея, это указывает на то, что, возможно, мы имеем дело лишь с фрагментом какой-то более крупной работы, к примеру запрестольного образа, из которого затем изъяли эту часть.

Я отделил от панели крошечный фрагмент дерева и подверг его анализам и тестам с целью определения возраста и места происхождения. Вы, наверное, знаете, что дендрохронология к тополю, как правило, неприменима, поскольку у этого дерева в отличие от дуба нет годовых колец. Однако современной науке известны теперь другие, более совершенные способы и методы. И мне со всей определенностью удалось установить, что этот кусок дерева совместим с теми материалами, что использовались итальянскими живописцами в пятнадцатом и шестнадцатом веках. Дальнейшее обследование под спектромикроскопом позволило обнаружить мельчайшие зарубки и надрезы, которые могла оставить пила для поперечной резки, используемая в те древние времена. Подобные характерные отметины идентичны тем, что в свое время были обнаружены на других досках того же периода, и еще с большей определенностью позволили отнести предмет нашего исследования к пятнадцатому или шестнадцатому веку и работе кисти итальянского мастера.

Несомненно, что викторианский натюрморт, изображающий двух подстреленных уток и ружье, был написан поверх какой-то более ранней работы. Я отделил микроскопический фрагмент краски, такой крохотный, что невооруженным глазом его и не увидишь. И установил, что это вовсе не масляная краска, а темпера. Затем, взяв еще один мельчайший образчик темперы, я подверг его спектральному анализу. Выяснилось, что он представляет собой комбинацию ингредиентов, использовавшихся мастерами означенного периода. И наконец, я обследовал картину с помощью рентгена.

Под викторианским натюрмортом оказалась картина, писанная темперой, и лишь толстый слой масляной краски, нанесенной поверх безымянным викторианским вандалом, помешал рассмотреть ее во всех подробностях и деталях.