Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества - Владимир Шеин Страница 39

— А как вы даты определили?

— Никак. Я этому полицейскому никаких дат не называла, не могла я их назвать. Он настойчивый был, всё спрашивал конкретные время и день, когда Фёдоров приходил к Костомарову. Я ему и отвечала, что 26 или 27 июня приходил.

— Откуда же появилось 28 июня?

— О и не говори, Вячеслав. Хитёр оказался этот полицейский. Я же женщина старая, а он вокруг меня вьётся, комплиментами сыплет, вежливый. Честно скажу, растерялась я, а он меня всё расспрашивает про 28-е. Я ему и сказала, что вроде как видела в этот день Фёдорова, а вроде бы и нет.

— Он ваши слова записывал.

— Нет. Значит, поговорили мы с ним, он и сказал, что меня потом вызовут к следователю, которому я и должна всё рассказать.

— Вы уверены, что не говорили полицейскому о том, что точно видели Фёдорова у вашего дома именно 28 июня?

— Уверена я, в уме ещё. — было видно, что Селемякина возмутилась.

— Как же так получилось, что следователю вы уже назвали конкретную дату.

— Ой, не говори мне про него. Вот ему я точно ничего про не говорила, вернее сказала, что 28 июня я Фёдорова не видела.

— Как так? Я читал протокол вашего допроса.

— Вот так. Пришла я к нему, всё так же, как и полицейскому всё рассказала. Он же на меня напирать начал, давить, говорил, что я Фёдорова выгораживаю, что мне денег за это заплатили. — у Селемякиной даже слёзы выступили, но быстро взяв себя в руки, она продолжила. — Я ему ещё рассказала, почему я Фёдорова видеть в этот день не могла: я же его всегда видела, когда с Лилечкой гуляла, а она в тот день приболела, дома я её оставила. Я об этом и рассказала следователю.

— А он что?

— Недоволен он был, не верил мне. Потом, вроде как смирился и стал мои показания печатать, а когда закончил, дал мне бумаги подписать. Я их подписала, он меня и отпустил.

— Вы читали, что подписывали?

— В том и дело, что нет. Чего читать-то, если я ему всё рассказала? Это уже потом в суде я поняла, что он записал не то, что я ему говорила, а то, что он хотел от меня услышать.

— Инна Сергеевна, про суд я вас спрашивать не буду, читал протокол, знаю как там с вами поступили.

— И не говори, я после этого вашего суда два дня одни лекарства пила. Получается это из-за меня этого Фёдорова посадили? — в вопросе Селемякиной слышалось нешуточное волнение.

— Нет, — успокоил я её, — не только из-за вас. Доказательств у них было маловато, вот они смошенничали с вами, чтобы подкрепиться.

— А он виноват?

— Честно говоря, не знаю. Это и не важно.

— Как не важно? Убил человека — должен понести наказание.

— А если нет уверенности, что убил? Если все доказательства можно неоднозначно трактовать, а некоторые из них ещё и обманом получены, как в вашем случае. Тогда как?

— Не знаю, Вячеслав. Не понимаю я уже этого. Только преступник должен понести наказание.

— В этом я с вами согласен, но необходимо точно знать, что это преступник, доказательства должны быть.

— Это вам лучше знать. — как-то неуверенно сказала Селемякина. — Давайте лучше выпьем ещё чаю.

— Не откажусь.

Инна Сергеевна ушла в дом, ставить чайник. Отсутствовала она минут 10. Я же в это время ничем не занимался, курил. Нечего мне было делать, так как все мои предположения подтвердились, только с показаниями Селемякиной уже ничего не сделаешь: допрашивать в суде апелляционной инстанции её никто не будет, а если и допросят — то её словам никто не поверит. Остаётся протокол её допроса, с которым ничего не сделаешь. Тут только если сам Семёнов расскажет правду, но это из области фантастики. Настроение у меня стало какое-то мрачное, вроде и правду узнал, и правда показывает путь к истине, а всё равно ничего не срастается. Да уж!

— Угощайся, Вячеслав, — вернувшаяся Селемякина налила в мою чашку чай, — угощайся, варенье кушай, сама варила.

— Спасибо, Инна Сергеевна. — поблагодарил я её, не зная, как бы вежливо проститься с ней. Время потрачено одновременно с пользой и бесполезно.

— Плохо я сделала? Да? — было видно, что старушка расстроилась. Видимо на моём лице читалось много, и, внезапно перейдя на «ты», она спросила, — Не виноват твой Фёдоров?

— Не знаю, — и на удивлённый взгляд Селемякиной я продолжил, — честно, не знаю. Да и всё равно мне. Привык я только фактам доверять, в его же деле они все какие-то неправильные, как в вашем случае. Вы уверены, что не видели Фёдорова в день убийства?

— Знаешь, я из-за этого следователя и суда вся не своя была. Думала я, вспоминала. Кажется мне, что всё-таки видела я твоего Фёдорова в тот день.

— Как? Вы же только что говорили, что не видели.

— А вот так. У подъезда Костомарова я его в тот день точно видеть не могла, запомнила бы. Я же сказала тебе, что в тот день Лилечка моя заболела, не гуляла я с ней. Но я ходила в ветеринарную клинику, она прямо за нашим домом, в соседнем здании. Лекарства нужны мне были. Вот выхожу я значит из клиники, расстроенная, лекарства дорогие, пенсия маленькая, а Лиличку лечить надо. Так и шла, переживая, а тут к торцу нашего дома машина подъезжает, мерседес, черный. Знаешь, холёный такой, весь блестит. Видно, что дорогой. Я и рассердилась: одни еле сводят концы с концами, а другие на таких деньжищах ездят. Вот и запомнилось мне, что из машины этой вроде как твой Фёдоров выходил.

— Почему же вы об этом следователю не рассказали?

— Не спрашивал он меня об этом. Я сама и не вспомнила.

— В какое время это было?

— Днём, около 13 часов. Я ведь в клинику пошла после того, как программа по телевизору закончилась.

— Какая?

— «Новости» по каналу РЕН-ТВ. После их окончания я и пошла в клинику. Как раз в это время Лилечке надо было лекарства дать, она заснула, я и пошла. Боялась я её одну оставлять.

— Вы уверены в этом?

— Ни в чём я не уверена. Я ведь это уже после суда вспомнила, в расстроенных чувствах была, всё вспоминала, вот и вспомнила. — Селемякина на секунду запнулась. — когда я уходила, по этому же каналу начиналась передача по Самуила Маршака.

— Уверены, что это был Фёдоров?

— Я же сказала, ни в чём я не уверена. Думаю, он это был.

— Он один приехал?

— Не знаю. Из машины он вышел один.

— Государственный номер машины не запомнили?

— Конечно нет.

— А почему вы уверены, что это был именно мерседес?

— Значок запомнился, в моделях автомобилей я немного разбираюсь.

— Может помните, во что он был одет.

— Мне запомнился костюм, то есть брюки и пиджак, серые такие. Больше ничего.