Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828 - Олег Кудрин Страница 39

Работа с графом Воронцовым по составлению фондов будущей публичной библиотеки была продолжена только с утра в понедельник. Но зато тут уж прошли до конца списка. Получалось более трех тысяч книг.

А далее произошло то, чего Натан ожидал. Воронцов не дал ему скучать и предложил следующую работу — упорядочивание богатого архива семейных документов. Учитывая разнообразные дипломатические и чиновничьи должности Воронцовых в XVIII веке, и это занятие тоже обещало быть чрезвычайно интересным.

Притом Михаил Семенович отдельно подчеркнул, что долго решал, кому мог бы поручить такую работу. И выбрал господина Горли, обладающего в Одессе хорошей репутацией. Ведь разбор фамильного архива — дело в некоторой степени интимное, а значит, требующее особого доверия. Натан поспешил заявить, как высоко ценит это предложение. Следом с него было взято слово чести, что он не использует в личных целях и не сделает достоянием гласности информацию из архива, которая может нанести вред Российской империи или семейству Воронцовых.

Горлису были даны три недели отпуска, дабы глаза отдохнули перед новым важным делом. А рукописный текст, как все знают, разбирать сложнее. Да, еще Воронцов подчеркнул, что поскольку эта работа имеет приватный характер и он не знает, будет ли передавать какую-то часть своего архива в общественное пользование, то оплата за нее производится исключительно из его средств.

* * *

Посреди недели пришел нижний полицейский чин, однако не от Дрымова, а от Лабазнова. В кратком послании была просьба удостоить своим вниманием одесский кабинет жандармов. Что ж, логично. Штаб-офицер по южным губерниям вернулся с фронта, и его тянет поработать на благо Отечества. Натан не ждал от сего посещения ничего хорошего, однако с самого начала всё сложилось лучше, чем он ожидал.

Жандарм излучал такую неподдельную радость от посещения Горлиса, будто совместный ужин в императорской семье сделал их, по меньшей мере, родственниками. Да и чай он прихлебывал не так уж громко.

— Премного рад вас видеть, Натаниэль Николаевич.

— Благодарю, Харитон Васильевич. Взаимно!

На сей раз и Беус не стал отсиживаться в своем закутке. Вышел для приветствия паучьей походкой в центр комнаты.

— О! Господин Горли, обратите внимание — даже Борис Евсеевич рад вас видеть. Это нечасто. Правду сказать, он у нас человек замкнутый.

Беус пожал руку Натану. И тот чуть не вскрикнул от боли, хотя, как человек регулярно занимающийся физическими упражнениями, пожатие сам имел довольно крепкое. Еще удивило, что ладонь у жандармского поручика была груба, словно у крестьянина или строительного рабочего. Просто поразительное дело для человека, занимающегося бумажной работой. Впрочем, вся внешность сего человека состояла из сплошных диссонансов, и этому, еще одному, удивляться не стоило.

Так что в это посещение, сев за стол напротив Лабазнова, Горлис уже не испытывал такого дискомфорта, как было прошлый раз, при знакомстве. Видимо, и жандарм понял, что был тогда излишне резок, да решил загладить вину перед особой, приближенной к генерал-губернатору, а теперь уж — и к императору.

— Давеча чрезвычайно рад был увидеть вас на даче Рено.

— Я — также.

— Знаете, общение в присутствии государя императора, Помазанника Божьего, оставляет исключительный след в душе. Чувство особой близости, заединства, скрепности. Тем более в случае с таким государем, как наш. Ах, если бы вы были на фронте и увидали его там. Одно появление Николая Павловича вдохновляет войска на подвиги, делает порыв русского солдата неудержимым.