Паутина - Николай Свечин Страница 39

Лыков задумался, потом тряхнул головой:

– А почему ты не можешь ему отказать?

– Я же тебе говорил. В Третьей думе мы с ним плотно сотрудничали. Он был председателем комиссии по государственной обороне. После разбора в комиссии все заявки Военного министерства по предметам боевого могущества проходили в Думе без сучка без задоринки. И без секвестров!

Алексей Николаевич напомнил другу:

– Но ведь Гучкова прокатили на выборах. В Четвертой думе его нет.

– Прокатили, – согласился барон со вздохом. – А знаешь, как они это сделали?

– Выборами занимался Харузин. Денег, говорят, прорву потратили, чтобы дать нужный результат.

Все лето шли выборы в новую Думу. Власть предприняла невиданные усилия, чтобы провести туда нужных людей и не пустить вредных. Пресса писала о фальсификациях, подлогах, подкупе выборщиков и прочих безобразиях. Но общественность оказалась бессильна. Товарищ министра внутренних дел Харузин истратил огромные казенные средства, но добился своего. «Союз семнадцатого октября», партия Гучкова, в предыдущей Думе являлся главной силой. Но Александр Иванович поссорился с государем и стал неугоден. Была дана команда максимально ослабить октябристов. А лично их вождя «утопить». В результате в новой Думе гучковцы перестали быть решающей фракцией. Теперь правительству будет легче договариваться с разрозненными группами. Однако исчезла и конструктивная платформа, смычка с которой помогала провести нужные власти законы. Поле для компромисса, который так хорошо умел находить Гучков, резко сузилось.

Таубе пояснил другу:

– Когда шли выборы в Москве, случилось невероятное. Против Александра Ивановича объединились даже заклятые враги! Власть в лице генерал-губернатора, получившая приказ и деньги от Харузина. Кадеты, завидующие влиянию октябристов. Леваки с эсеровскими корнями. Социал-демократы. Вместе они не пустили Гучкова в Думу. Это самоедство. «Союз семнадцатого октября» набран не из святых, это верно. Однако он стоял на центристских позициях, не признавая крайностей. Я, Леш, терпеть не могу нашего лукавого монарха и его бесхребетных министров…

Лыков удивился: он еще не слышал от старого товарища таких резких заявлений.

– …но и радикалов с топорами нам не дай бог! Я за центр, за взвешенный подход. Поэтому и поддерживал октябристов и их вожака. Александр Иванович – монархист, но при этом он за реформы. Что в этом плохого? Самостоятельность его не нравится? Надо уметь терпеть, если хочешь договориться. Но царь ни с кем не собирается договариваться. Он спит и видит, как бы ликвидировать Думу, которая откусила у него часть властных полномочий. Упорно именует себя самодержцем, а подпевалы дуют в уши, что так и есть. Черт, когда же у них откроются глаза? И чтобы убрать неугодного, пусть даже он монархист, но уж слишком самостоятельный… Так вот, они объединились – с кем? Со своими настоящими врагами! С Милюковым, который тянет страну к буржуазной республике. С социал-демократами, которые мечтают о диктатуре пролетариата. Идиоты? Идиоты… Когда спохватятся, будет поздно. Поэтому я стану и дальше помогать Гучкову и его однопартийцам. Они сейчас выглядят самыми разумными на нашем политическом бивуаке.

– Вить, а что плохого в буржуазной республике? – огорошил генерал-майора статский советник. – Может, это именно то, что нужно России?

– В будущем – возможно. Однако столь резкие переходы очень опасны. У нас парламентской форме правления неполных шесть лет. Нет еще привычки к демократии, нет правильного устройства политической жизни. Надо двигаться туда постепенно, шаг за шагом. На это уйдут десятилетия. Сначала следует узаконить конституционную монархию. Отшлифовать избирательное законодательство, чтобы всякие там харузины не могли врать и ловчить. Добиться ответственного правительства, которое будет зависеть от избирателей больше, чем от монарха…

– Жаль только – жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе, – со злостью процитировал Некрасова Алексей Николаевич. – Что за басенки ты мне тут рассказываешь? Разве они отдадут власть? Вон как зубами держатся. А я – один из тех, кто им в этом помогает. Полицейский чиновник в пятом классе. Тьфу!

Теперь пришел черед удивляться Таубе:

– Что ты этим хочешь сказать?

– Да я уже сказал. Ладно, давай отложим этот разговор. Ты просишь, чтобы я познакомился с Гучковым и ответил на его вопросы?

– Да. Очень прошу.

– Хорошо, пусть назначает время и место. Где-нибудь в кофейне – сразу в ресторан с ним я идти не хочу.

Виктор Рейнгольдович жестом остановил его:

– Зачем ресторан? Гучков переехал из Москвы в Петербург, чтобы быть ближе к месту принятия решений. Он зовет тебя в свой особняк – это на Фурштатской.

Лыков осерчал:

– Еще чего! Так только подчиненных вызывают. Он о себе много возомнил?

– Зря обижаешься. У него дома нет чужих ушей, в отличие от кофеен. Или позови его в ответ к себе на квартиру.

– С какой стати? Я туда кого попало не пускаю, только отдельных баронов…

Таубе добавил просительных ноток в голосе:

– Александр Иванович сильно хромает, это после британской пули. Ему тяжело ходить.

– Извозчик куда надо довезет, – опять блеснул начитанностью статский советник. – Скажи лучше, почему ты так хлопочешь за этого толстосума? Ну, центрист. Поссорился с камарильей. Мало ли таких?

Барон взвился:

– Лешка, не говори глупостей! В России таких как раз мало. А то сам не знаешь? Я имел возможность присмотреться к толстосуму. Он человек штучный. Особенный. Знаешь, какое у него прозвище в семье? Шалый! Оттого что живой. Подобным людям можно и нужно помогать. Когда я вывозил их из Тибета…

– Постой-постой, – прервал разведчика сыщик, – что еще за история?

– Да она не попала в прессу, хотя Александр Иваныч очень любит распускать про себя небылицы.

– А ты его хвалишь.

– Ну и что? Он политик, политикам необходимо мифотворчество. А дело было так. В тысяча восемьсот девяносто девятом году наш забияка нанялся офицером охраны на КВЖД. И очень скоро вылетел оттуда со скандалом за то, что ударил инженера. Тот не хотел с ним драться на дуэли и получил по физии… После отставки бретер решил проветрить буйную голову… где бы ты думал? В Тибете. Да еще прихватил своего брата Федора. Захотелось дурням покалякать с далай-ламой. А тогда за такие беседы…

– …убивали, – вставил Лыков, знавший об этом от сына Николки.

– Именно. Мне пришлось приложить много усилий, чтобы вытащить наших купчишек с Крыши мира живыми. Короче говоря, мы втроем проехали верхами две тысячи верст по горам. Несколько раз едва не погибли… Видишь, я спас тогда будущего председателя Государственной думы!

– Который два раза сбегал с высокой должности, – поддел генерала сыщик.

Действительно, неугомонный Гучков сначала стрелялся с графом Уваровым, за что получил четыре месяца тюрьмы. Чтобы отбыть срок, он сложил с себя временно полномочия председателя Думы. Царь уменьшил наказание до двух недель, но не успел бретер снова сесть в кресло, как поссорился со Столыпиным. Из-за разницы во взглядах на то, как надо правильно проводить законы ^[58]. И опять ушел в рядовые депутаты в знак протеста.