Первая, вторая, третья - Лариса Соболева Страница 38

— Лизе немного скучно… — Светлана тронула его за руку и отрицательно замотала головой, да не убедила «папу». — Не спорь, я ведь знаю тебя. Ты известная болтунья, а сейчас вынуждена молчать. Думаю, эту проблему решим, я уже говорил твоему мужу, что собираюсь показать тебя европейским докторам.

Светлана приложила лоб к его плечу, что он понял как согласие, погладив ее по щеке и поцеловав в голову. Всеволод Федорович встал из‑за стола:

— Вы посидите, а я пойду на покой, устал.

— Вас проводить? — подхватился Родион.

— Неужели я произвожу впечатление развалины? Отдыхайте.

Наступила пауза, во время которой Виталий разлил вино по бокалам, не дав это сделать официанту. Объект изменился, теперь Светлану интересовало окружение Всеволода Федоровича, она наблюдала то за Эндрю, то за Виталием. Первому было хуже, чем ей, он вообще ничего не понимал, однако не страдал по сему поводу. Эндрю тщательно и неторопливо пережевывал, находясь в состоянии отрешенности, мало того, ему, как показалось Светлане, нравилось его одиночество среди людей. И что примечательно, он ни разу ни на кого не посмотрел, нет, правда, словно один за столом!

Виталий был посимпатичней огненно‑рыжего Эндрю, он производил впечатление человека умного, закрытого и невозмутимого. Интеллигент ли он? И да, и нет. Крепкое телосложение, говорившее о физической силе, не вязалось с утонченным интеллигентом в представлении Светланы, в то же время Виталий знал этикет, хотя это еще ничего не значит. Что‑то в нем было аристократическое… впрочем, аристократизм тоже не показатель интеллигентности. В общем, Светлана запуталась, а занималась изучением обоих она с прицелом: можно ли на них рассчитывать. И вдруг…

— Эндрю, как тебе дочь и ее муж? — спросил Виталий по‑английски.

Не поднимая от тарелки глаз, тот тоже бросил вопрос:

— Ты уверен, они не понимают?

— Старик говорил, муж не знает ни одного иностранного языка, а дочь плохо училась, с трудом справлялась с русской письменностью. — Виталий спохватился: — Простите, я спросил, как Эндрю наша русская кухня, он сказал, что ничего подобного ему не приходилось пробовать. — И перешел на английский: — Ешь, дорогой, это «селедка», типично русское блюдо.

— Си‑ле‑дыка, — повторил Эндрю по‑русски, достал записную книжку, записывая новое слово, сказал по‑английски: — Отстать от меня со своей рыбой, она невообразимо соленая. Девчонка красивая и не соответствует рассказам старика, у меня сложился образ бесовки.

— Эндрю сказал, что селедка станет его любимым блюдом. — Снова по‑английски: — А что скажешь о муже?

— Много суетится, — ответил Эндрю. — Не люблю суетливых, они меня раздражают. В его случае суета несколько преувеличена.

— Ты усматриваешь в его поведении фальшь?

— Должно быть, — слегка пожал плечами Эндрю и впервые за вечер посмотрел на Родиона, затем на Светлану. Он улыбнулся им, на его лице появилось множество морщин, которые при гримасах бороздят слишком тонкую кожу даже у молодых людей. — Пока не берусь судить. Но мне не нравится его окружение, мрачные люди. Разве с добродушным и веселым человеком уживается мрачность? Люди стремятся окружить себя таким же полем, какое имеют сами, точнее будет сказать, злой нрав ищет себе или подобного монстра или нейтрального партнера. А добродушие хочет жить в положительной среде.

— Примитивно, но, может, ты прав. — Виталий перевел: — Эндрю говорит, вкус соленой рыбы, имеется в виду селедка, оттеняет красное вино, которое придает неповторимое послевкусие. Эндрю в восторге от блинов с икрой и пельменей, но тесто с мясом — тяжеловатая еда на ужин…

Поставив локти на стол и переплетя пальцы, на которые она упиралась подбородком, Светлана увлеченно слушала упоительную ложь. Уж что‑что, а с английским она неплохо знакома. Все стюардессы мечтают о зарубежных рейсах, сейчас это желание вполне осуществимо. Да и на наших линиях нередко приходится летать с пассажирами‑иностранцами, знать хотя бы один иноземный язык требуют авиакомпании, если, конечно, это серьезная фирма. А Светлана учила язык еще с детства, папа настаивал, нанимал учителей, позже приступила ко второму — испанскому, на этом языке тоже много народу говорит.

— Скажите ему, что у нас еще есть чем его удивить, — включился Родион. — Завтра обещаю шашлыки, это блюдо стало традиционным для русских, а также он попробует фирменный суп из осетрины…

Желудочная тема Светлану не волновала, она согласна на хлебе и воде сидеть, только бы уйти отсюда живой, невредимой уже не уйдет. Но когда переговаривались Виталий с Эндрю, она вслушивалась в их диалоги, стараясь определить, кто они: служащие Всеволода Федоровича, равнодушные к патрону и его проблемам? Друзья и единомышленники старика или тайные враги? За один вечер невозможно определиться, а чем чреваты необдуманные поступки, Светлана знала на опыте. Главное — не спешить.

Уже лежа на своем диване, куда ее проводили с величайшими предосторожностями, перематывая пленку памяти назад, Светлана держала перед глазами одного Роди. Она восстанавливала в памяти его реакции на ту или иную фразу, выражение лица, интонации, жесты. Он сегодня был совсем другим, он старался быть другим, это просек Эндрю, правда, облек в другие слова. Роди хотелось нравиться папе жены, одновременно он нервничал, что тесть распознает обман, поэтому перебирал с услужливостью. Чего же он хочет добиться обманом? Это важно — вычислить интерес врага.