Чмоки - Дэвид Хаггинз Страница 38

— О! Стив, привет! Ты что здесь делаешь? — Голос Алана раздался прямо у меня за спиной.

Нервы натянулись рывком, как парашютные стропы. Может, показалось просто?

Я обернулся и увидел в слепящем свете чей-то силуэт.

— Кто это? — заикаясь пролепетал я.

— Ты что? Расслабься. Это я, Алан.

Он положил мне руку на плечо. Меня передернуло. Через дорогу в «Ровере» сидели два детеныша полицейских.

— Господи, напугал! — Я попытался засмеяться, но шею свело намертво.

Он видел, что я за ним слежу. Нарочно петлял, чтобы меня накрыть. И дети-полицейские знают уже, что я лазил к нему в дом.

— Извини, что напугал.

Алан глядел спокойно и слегка удивленно.

— Ну как ты? Лиз сказала, тебя уже выписали.

Фразы вылетали у него изо рта как отдельные, никак не связанные между собой единицы и прокручивались у меня в голове, как чужой багаж на «вертушке» в аэропорту.

— Выписали, — сказал я.

Алан потягивал через соломинку сок из пакетика, и его олимпийское спокойствие добавляло мне нервов.

— Ты за мной следил? — поинтересовался он.

Звук есть, а губы не шевелятся. Глюки, значит. Шалости внутреннего чревовещателя.

— Как в эти края занесло? День такой хороший, я думал, ты дома лужайку косишь.

Вот этот раз и фонограмма пошла, и губы задвигались. Алан пристально оглядел меня. Я чувствовал, что он видит все, что творится у меня в голове.

— Я к психотерапевту ездил.

— В воскресенье утром? — Алан удивленно приподнял бровь.

— На неделе у нее времени нет.

Он стоял так близко, что у меня в глазах рябило от его веснушек. Щека у него зажила, розовый шрам сантиметров в шесть длиной загибался с одного края как призрак улыбки.

— Да, спать с ними не очень прикольно…

— Что?

Господи, он что, видел меня с Кейт?

— Я говорю, на футонах спать неудобно. Ты ведь на футон смотрел?

— Да, у меня с позвоночником проблемы.

— Не связывайся лучше, все равно на таком не заснешь. Слушай, босс, а ты сейчас куда?

— В метро и домой.

Неубедительно получилось. Интересно, это одному мне так показалось или он тоже заметил?

Полицейские повыскакивали из машины и тормознули какого-то черного. ^[21]

— А не хочешь в Кенсингтонском парке посидеть? Кофе выпьем, — сказал Алан.

Никаких отмазок придумать не удалось, и я, как зомби, потащился за ним. Проходя мимо кафе, подумал: а что это он меня в парк тянет?

— Это хорошо, что ты на терапию пошел, — сказал Алан. — После нервного срыва это совершенно нормально. Ты к кому ходишь? Хороший врач?

Алан досуха высосал пакетик с соком и, не сбавляя шага, высокой дугой отправил его в урну. Шел он быстро, топать за ним в такую жару было тяжело.

— Да из клиники, — просипел я, обгоняя араба в белой рубахе до щиколоток. — Она просто проверяет, как мне лекарства подходят, а потом мы с ней разговариваем. Это ненадолго.

— А что ты пьешь?

— Литий. Это даже не лекарство, а что-то вроде соли…

— А, да, слышал.

— Слушай, мне очень неудобно, что я тебе щеку тогда… Я думал даже письмо тебе написать, извиниться…

— Ерунду не говори! За что извиняться? И вообще, говорят, мужика шрамы украшают. — Он ухмыльнулся и выдвинул челюсть, как герой из фильма про летчиков-истребителей.

Мы перешли дорогу напротив Кенсингтонского дворца ^[22] и вошли в парк. Может статься, что скоро нас на групповой посетит принцесса Диана с мобильником и полной сумочкой конфет для страждущих. Пчелы тянули нектар из цветов; неподвижные, как ящерицы, пенсионеры сидели на деревянных скамейках; мужики с пивными пузами, перетянутыми резинками пестрых трусов, лежали на травке, подрумянивая на солнце багровые меланомы. Мы сошли на газон. Сквозь жидкую сухую траву черной лысиной проглядывала земля.

— Осторожно, не наступи, — сказал Алан, указывая на рыжую собачью кучку.

Я обошел ее, хотя особого смысла в этом не было: тут и чайной ложки не наберется земли, которая не побывала бы в свое время в собачьем кишечнике. Алан улыбнулся навстречу двум подружкам в обрезанных джинсовых шортиках.

Мы молча дошли до коридорчика из оплетенных зеленью шпалер. Тут я сбавил шаг, обрадовавшись прохладе, а Алан прошел вперед. Посреди дорожки он вдруг остановился и, обернувшись, пристально посмотрел на меня. Солнечный луч, прорвавшийся сквозь листву, осветил его, словно луч прожектора, и я увидел сжатые челюсти — до того сжатые, что мышцы проступили через кожу.

Секунду мы молча смотрели друг на друга. Ясно. Он меня убить задумал. Для этого сюда и заманил. Сейчас накрутит себя и набросится. И все тогда: я цифирь в статистике, очередной псих, которого вернули обществу, чтобы он там помер. Никто и не узнает, что это Алан.

Я напрягся, надо было как-то защищаться. А если у него нож? У меня похолодело в животе.

И тут у Алана за спиной возникла женщина с шоколадным лабрадором, и на поводке потащила собаку в нашем направлении.

— Ты чего? Дыхалки не хватает? — спросил Алан.

Сердце малость сбавило обороты.

— Ничего, все нормально. Ну что, пошли в кафе. Где оно тут?

— Сейчас дойдем.

Начались клумбы, между клумб перекрещивались асфальтовые дорожки, по дорожкам катили свои коляски заторможенные няни-иностранки. ^[23] Алан провел меня мимо армии тюльпанов с рекламы пленки «Фудзи» — они были такие яркие, что начисто вытянули краски из всего, что было вокруг. Радио шепотом докладывало о ходе теннисного матча в Уимблдоне, звук был приглушен, дабы речи комментатора не навлекли на корт гнев бога дождя.

У меня было предчувствие чего-то недоброго, какая-то пустота в области грудной клетки. Кожу покалывало, как будто по мне скользила целая сотня рыбок-тарпонов. Мы миновали пень, украшенный резными изображениями неаппетитных фей, и вышли к детской площадке, полной карапузов и приставленных к ним лиц.

Блондинчик в темно-синем блейзере раскачивался на качелях, при водимых в движение домашней рабыней с Филиппин, и покрикивал на нее: «Сильней! Сильней!» Алан направился было к деревянному строению, в котором располагался буфет, но на дверях висел замок. В объявлении было написано, что заведение закрыто на две недели.