Время «Ч» - Инна Тронина Страница 38

– Муж за границей работает. – Арина прикусила губу и повернулась к открытому окну. Чёрт дёрнул трепаться с этим выжигой! Сколько раз давала себе зарок держать язык за зубами – и хоть убей…

Смекнув, что слишком ушлый водила может навредить делу. Арина попросила его остановиться на улице Маршала Захарова. Она расплатилась, убедилась, что машина уехала, и торопливо направилась к Петергофскому шоссе. Потом взглянула на часы, ахнула и бросилась бежать, не думая уже ни о чём. Хорошо, что один раз Арина здесь побывала, и потому не пришлось долго кружить по дворам.

Она влетела в парадное, чуть не сбив с ног бабку, которая вела за руку толстого внука. Тот еле загребал ногами, уродуя импортные новые кроссовки – видимо, купленные к новому учебному году.

– Ишь, пацанка носится! – каркнула вслед старуха. – Этак и людей пришибить недолго…

Поскольку лифт был занят. Арина через ступеньку припустила вверх. Выплёвывая набившиеся в рот волосы, она припала лбом к стене и некоторое время отдыхала. Потом, найдя нужную квартиру, нажала на кнопку звонка, молясь всем угодникам, чтобы кто-нибудь оказался дома.

Молитва была услышана, потому что за дверью раздались шаги. Потом грудной женский голос спросил:

– Кто там?

– Мария Георгиевна, вы меня не знаете… Мне Андрей очень нужен. Откройте, пожалуйста! Он должен был сегодня со мной встретиться…

Арина успела подумать, что мать Андрея может ей и не открыть. Человек незнакомый, дома, наверное, дети – мало ли, что может случиться? Но Арина ошиблась, потому что один за другим защёлкали замки, потом открылась дверь. Наверное, Мария привыкла к таким визитам – агентура у её сына была обширная.

На пороге появилась удивительно красивая, несмотря на усталый вид, женщина. Мать Андрея куталась в пуховый платок, хотя на улице было тепло, и Арина жалела, что оделась в шерсть. Мария Георгиевна оказалась настоящей генеральской дочерью – в своей белой, с кружевом, блузке и тёмной юбке до середины икры. Широкий лакированный ремень с массивной пряжкой плотно обхватывал её тонкую, даже без корсета, талию.

Арина виновато улыбнулась, увидев эту величественную даму, и опустила голову.

– Простите меня, нахалку, но дело очень срочное. Андрей дома?

– Он вскоре должен прийти, – ответила мать Озирского и дотронулась до дрожащей Арининой руки, сжимающей ремень сумки. – Проходите, девушка! – Она посторонилась. – Вы чем-то расстроены? Как вас зовут?

Арина назвала имя и девичью фамилию. Успокоенная видом и голосом хозяйки, она наконец-то разжала пальцы, и сумка упала на подзеркальник.

Мария Георгиевна встревоженно спросила:

– Ира, вы нездоровы? Проходите на кухню. В одной комнате внучка спит, в другой не прибрано. Лёля простыла на даче, почти всё время плачет. Ей трудно дышать носом – гайморит…

Арина вспомнила про испорченный дымоход на даче – Андрей вскользь упомянул об этом тогда, в ночь на понедельник. Она тогда спросила, один ли Озирский сейчас живёт в квартире. Оказывается, его матери и детям стало опасно находиться на даче, и они вернулись домой.

– Я понимаю, что вам трудно одной с детьми, – горячо сказала Арина. – Может быть, нужны какие-нибудь продукты, лекарства? Я бы могла…

– Что вы, мне ничего не нужно! – запротестовала Мария. – Проходите на кухню, садитесь за стол. Я сейчас чай поставлю. Вы вся дрожите. Что с вами? Кто-нибудь напугал?

– Я не понимаю, как вас-то ещё не напугали! – Арина прижала холодные ладони к горячим щекам. Мать Андрея зажгла газ под стоящим на конфорке чайником. – Какое-то безумие на улицах, остервенение. Танков и войск нет, но все только о них и говорят. Запасают арматуру, камни, наверное, даже бутылки с горючей смесью – а врага не видно. Это становится похоже на паранойю…

– Ничего, сейчас вы в безопасности! – Мария положила руку на запястье Арины. – Сын обещал заехать около семи, а потом опять куда-то сорвётся. Но я уже привыкла к его режиму и всё время держу горячий обед под куклой. – Озирская указала на стол-тумбу. Там на кастрюле, как на троне, сидела ватная черноволосая купчиха.

– Андрей ко мне собирался, но я приехала сама. Так будет безопаснее для нас обоих. – Арина, вспомнив о чём-то, юркнула в прихожую, откуда вернулась с пластиковым пакетом. – Вот, возьмите. Тут коньяк, конфеты, печенье разное…

– Ира, вы с ума сошли! – всполошилась Мария. – «Наполеон»! Это же баснословно дорого стоит! Я не могу принять такой подарок. – Мать Озирского даже побледнела и спрятала руки за спину.

– Берите, иначе я обижусь! – резко сказала Арина. – Коньяк может долго храниться – и до Нового года, и после. То же самое и конфеты. Пусть дети печенья покушают – сейчас с продуктами напряжёнка. – Гостья снова уселась на табуретку. – Я не привыкла приходить с пустыми руками.

– Хорошо, Ира, я возьму, – с непривычной кротостью сказала Мария. – Действительно, дети мало видят лакомств. Да и простую кашу сейчас сварить – тоже проблема. Внучке-то год и пять месяцев, так что ей печенье придётся в молоке размачивать, – задумчиво продолжала Мария. – А старшему, Жене, в больницу отнесу…

– Он в больнице? – испугалась Арина. – Простите, я не знала.

– А почему вы должны это знать? – удивилась Мария. – Ваши гостинцы всё равно дойдут до мальчика. Он лежит в Четвёртой детской с воспалением лёгких. Вот так мы пожили на даче…

– И давно? – Арина прижала локтём трепыхнувшееся сердце.

– Нет, второй день. Сначала старались на дому справиться, а вчера врач предложила его госпитализировать. Действительно, больница хорошая. Я его сопровождала и всё осмотрела. Далеко от нас, правда, но ничего, прямая линия метро. Там садик яблоневый, рядом – зелёный двор. С одним-то ребёнком мне легче стало. Но теперь за сына сердце изболелось. Эта его адова работа, похождения в банды, масса подозрительных физиономий в нашей квартире… Но сыну такая жизнь нравится, и я смирилась. Сама виновата – воспитала его соответственно.

– Да, я знаю, он рассказывал о ваших принципах, – кивнула Арина. – И я восхищаюсь вами! Так спокойно обо всём этом говорить…

– В жизни человек должен обязательно пройти через разные, порой диаметрально противоположные испытания. – Мария смотрела на закипающий чайник и говорила ровно, тихо, но твёрдо. – Бедность и богатство, комфорт и лишения, свет и тьма, страх и отвага – всё должно быть ведомо ему. Только закалившись в огне, а потом остыв в воде, он может приобрести нужную прочность. Я, к примеру, родилась в достаточно обеспеченной, любящей, полной семье. Потом потеряла мать, а отец всё время был в командировках, в том числе и за границей. Я подолгу жила одна, сводила концы с концами, учила уроки, вела хозяйство. Тысячу раз могла попасть в плохую компанию, пойти по кривой дорожке, бросить школу – но не сделала этого. Моя попытка вновь обрести большую, зажиточную, интеллигентную семью с треском провалилась. И я поняла, что ни один мужчина не дотянет до моего отца, который был и остаётся для меня идеалом. Тогда я решила сама воспитать такого мужчину…