Охота на скунса - Валерий Воскобойников Страница 38

Антония даже шатнуло, и лицо его посерело от внезапного перехода из одного мира в другой.

— Ну, что тянешь резину? Говорил, в полчаса управишься, — грозно спросил адъютант. Он уже стал бояться позора.

— Так точно, управился, — ответил вошедший в себя Антоний. — Зубы надо искать поблизости. Тут рядом дом. В нем — женщина в белом, с белыми волосами. Не старая. У нее — мешок, похожий на чемодан. Там — зубы.

Беловолосой была тридцатилетняя докторша, военврач, которую командующий использовал как женщину.

— Так, — задумчиво проговорил адъютант. — Без самого генерала это дело не разрешишь. Придется докладывать.

Командующий страдал. Продуманная боевая операция без участия его командирского голоса повисала в воздухе, рушилась. А еще он ожидал, что с минуты на минуту его вызовут в штаб фронта и он предстанет там таким, каким есть. Когда адъютант влетел в его кабинет и тихо, на ухо, сообщил подробности, он поморщился и приказал немедленно доставить докторшу к нему.

Докторша была приведена прямо от хирургического стола.

— Таня, отдай мои зубы, — требовательно, хотя и шамкая, выговорил генерал. — Они у тебя в саквояже. Тебе ничего не будет. И мужу твоему тоже. Отдай, и мы с тобой распрощаемся. Я подпишу приказ, чтобы вы были вместе.

Ошарашенный, но старающийся скрыть удивление, адъютант отправился в комнату, где были личные вещи докторши, и там из саквояжа была извлечена генеральская челюсть.

Через несколько минут все штабные услышали зычный рокот генеральского голоса. И центральная битва за железнодорожный вокзал, которая была спланирована на самом верху, в Кремле, получив новое дыхание, двинулась к победному окончанию.

— Бойца ко мне, — распорядился командующий.

Антоний в это время наедал живот кашей. Когда его снова поставили перед генералом, адъютант принес железный ящик, в котором хранились боевые награды. Командующий вынул орден Красной Звезды, сунул бойцу в руку и отдал распоряжение:

— Фокусника переодеть в новое обмундирование, подобрать сапоги, наградной лист оформить. Оставишь его при штабе.

Но, пожалуй, больше всех была счастлива докторша. Вместе с супругом они в первые дни войны ушли добровольцами на фронт, надеясь, что будут работать вдвоем в одном госпитале. Однако стоило ей попасться на глаза командующему, как семья была разведена по разным местам. А затем ей, влюбленной в своего мужа, было сказано прямой просто:

— Будешь спать со мной. Пока раз в неделю. Чаще не получится. Тогда и у мужа все будет хорошо. И чтоб без женских фокусов: делай так, чтоб тебе и мне было в удовольствие.

В первую ночь она шла, как Иисус на Голгофу. Но Голгофа не может повторяться еженедельно. И тогда, решив хоть чем-нибудь малым отомстить генералу, она унесла под утро его челюсть. Однако у докторши не хватило сил ее выбросить.

* * *

И все же довольно скоро Антонию пришлось дважды за день стрелять в человека, как в мишень на учении.

Первой его жертвой стал бывший политрук, который после легкого ранения возвысился до батальонного комиссара. Зачем он прибыл в штаб, Антоний не ведал. Новоиспеченный комиссар ту же самую докторшу, которая показалась ему аппетитной, пропустить не смог. Опять же и над самой докторшей исчезла незримая генеральская защита. Только она об этом не догадывалась и смело шла к своему супругу, который располагался километрах в полутора, в другом сельце. Этот ее путь выследил новоиспеченный батальонный комиссар и сумел устроить личную засаду на небольшой поляне у чудом сохранившегося стожка сена. В кругу приятелей он любил повторять, бахвалясь:

— С любой бабой у меня разговор короткий: «Раз-раз — и на матрас».

В тот вечер матрасом должен был служить стожок.

Одного не учел комиссар. Антоний почувствовал опасность, окружившую в тот вечер докторшу, и на небольшом удалении своим таежным неслышным шагом отправился ее сопровождать. Они прошли так с полверсты, когда в блеклом лунном сиянии около стожка на нее навалился какой-то человек в белом полушубке, и докторша сдавленно крикнула:

— Пустите! Пустите, я вам повторяю!

Антоний ускорил шаг, на ходу перехватывая винтовку. Комиссар в это время, слегка озверев от нетерпения, уже подмял докторшу под себя и рвал на ней одежду, пытаясь сделать то же, что сделал когда-то с матерью Антония.

— Стой, кто идет! — выкрикнул Антоний вовсе не полагающиеся к месту фразы. — Стой, стрелять буду!

От волнения он забыл все слова, кроме предупреждающего оклика часового.

Комиссар в ответ прорычал что-то нечленораздельное.

И Антоний, не думая более, сделал то, что считал для себя невозможным. Почти не целясь, единым выстрелом под левую лопатку поразил комиссарово сердце. Насильник, дернувшись еще раз, распластался на докторше и замер. Чтобы освободить военврача, Антонию пришлось, словно медвежью тушу, перевалить его тело на бок.

— Господи, что вы наделали! — воскликнула докторша, вскочив и пытаясь запахнуть на себе то, что не было порвано. — Вы же его убили! Нет, спасибо, конечно! Не знаю, что бы я делала…

Антоний и сам стоял в полной потерянности. Мертвое тело комиссара, вытянувшись на спине, смотрело прямо в небо.

— Не знаю, как положено по уставу, но мы с вами об этом никому докладывать не будем. Вы меня слышите? Иначе нас расстреляют.

— Так точно, слышу, — ответил Антоний. Голос докторши и вправду едва доходил до его ушей.

— Я вернусь назад, в таком расхристанном виде дальше идти нельзя, а вы меня проводите. Этого подлеца попробуйте замаскировать в стожке. Хотя нет, пусть он так и лежит. Утром кто-нибудь его подберет. Пойдемте. Вы меня слышите: в штабе — полное молчание.

Они шли по тропинке молча до тех пор, пока докторша, тяжело вздохнув, не простонала:

— Господи! Когда же это кончится?! Я от врагов столько не натерпелась, сколько от своих!

На что Антоний степенно ответил:

— Не место женщине на войне. Я и сам-то первый раз человека лишил жизни.

В лунном свете уже проглядывались строения села, когда и с одной и с другой стороны они увидели подкрадывающиеся фигуры. Их было много, они лезли по снежной целине в сторону села.

— Это же немцы! — громко прошептала женщина, сообразив первой и схватив Антония за руку. — Быстрее, быстрее в село. У нас там что, боевого охранения совсем нет?

Было похоже, что часовые и в самом деле спали.

— Все! Теперь делайте что-нибудь! — требовательно приказала докторша, когда они вбежали на улицу. Она запыхалась, но страха не показывала. — Стреляйте быстрей! В воздух, куда угодно! Ну же, стреляйте! Я бегу в госпиталь.

Антоний пальнул два раза в воздух, и через минуту на улицу стали выскакивать люди с оружием. Командиры выкрикивали команды, бойцы занимали круговую оборону. И уже раздавались первые очереди.