Убийство девушку не красит - Лидия Ульянова Страница 38

Чувствовали себя женщины в меньшинстве по-королевски. И вообще это было больше похоже на празднование Восьмого марта. К Катиному появлению веселье достигло того приятного градуса, когда тосты произносятся исключительно за женщин. Красиво говорили, с любовью. Подливали и подкладывали, наперебой приглашали танцевать. Павловский родственник сидел за столом рядом с Катей. Вот имя его она забыла…

– Здравствуйте. – Катя не знала, как себя с ним вести: то ли радоваться старому знакомому, то ли делать вид, что ничего не помнит. В самом деле, не вспоминать же прошлогодние праздники он пришел сюда. Поэтому Катя стояла у двери и молчала.

– Катюша, я твой адвокат. Меня пригласил к тебе Сева Павлов. Если ты помнишь, я родственник его жены. Свояк, кажется, или что-то вроде. Звать меня Николай Михайлович Зернов.

Точно, именно Николай Зернов. Только тогда он назвался просто Николаем. Между ними ничего тогда не было, потому что Катя спешно сбежала в преддверии того, что вот-вот будет. Позорно сбежала, как какая-нибудь дурацкая Золушка. Сослалась на Боба, с которым надо срочно гулять, – тоже мне, Синдерелла!.. Но сейчас это было так далеко и неважно.

– Вам Семенов позвонил? Точнее, маме?

– Никто твоей маме не звонил. Соседка твоя шум подняла. Вбила себе в голову, что это были бандиты. Два дня тебя искали. По больницам, по моргам, прости душу грешную. И Семенов твой тут абсолютно не при чем. Ну, вот еще… Слез не хватает.

От воспоминаний, от близости кого-то из знакомых, даже этого, один раз только виденного мужчины, на глаза уже привычно навернулись слезы, готовые крупными горошинами покатиться по щекам. Хотелось подойти и крепко вцепиться в него двумя руками, держать и не отпускать. И в то же время было ужасно неловко, что он видит ее в таком виде: собачья жилетка, кроссовки с шерстяными носками, лохматые волосы, помятое лицо. Он с той, свободной стороны стола, а она – с этой.

– Катя, ты садись и успокойся. У нас с тобой времени много, я никуда не тороплюсь. Поверь моему опыту, еще не конец света. Да, больно, да, унизительно, да, страшно, но не смертельно… В жизни и похуже бывает. Дома все любят тебя и ждут, просили передать, чтобы держалась. Как с тобой обращаются?

– Не знаю… А как надо? Передачу принесли вот, переодеться дали. Это правильно? Кипятка налили…

– Это не правильно. Не совсем правильно. Но за те деньги, что им заплачено, по-другому и быть не могло. Хотя и не правильно. – Последнее он произнес не слишком категорично. Голос у него был густой, трубный. Очень подходящий для адвоката голос.

– Ой, что, много? – прошептала Катя. Наверное, здесь нельзя о таком.

– Сколько положено, такса единая. Ты не переживай, расходы Павлов взял на себя. Так и просил передать, что все расходы берет на себя, и чтобы ты о финансовой стороне не думала.

Зернов глядел на растрепанную Катю, мужественно пытающуюся удержать слезы, и тоже плохо понимал, как ему следует себя с ней вести. Он, известный адвокат по уголовным делам Николай Зернов, хорошо знал, как и о чем следует говорить с бандитами, мошенниками, грабителями, убийцами, но с мужчинами. Мужиками! Те дела, которые он привык вести, касались чисто мужских проблем. Женщин-клиенток у него не было давно. Он и не брал «женских» дел именно потому, что не хотел быть свидетелем слез, соплей, истерик. Хотя и у матерых мужиков они случались.

Ох, если бы не Павлов…

К женщинам у Зернова было романтическое, лирическое отношение, не вполне совместимое с уголовным процессом. Дома у него было свое «женское царство»: жена, две достаточно взрослые дочки, теща и кошка Сима. И он никак не мог себе представить, как они вели бы себя, его женщины, зажатые в тиски закона, попавшие в безжалостную мясорубку следствия. Даже думать боялся и гнал от себя крамольные мысли и жуткие видения. Несмотря на то, что любил старую шансоновскую песню со справедливыми словами «Люди делятся на „сел“ и „не сел“…»

Если бы не Павлов…

С бульдожьей хваткой отстаивая интересы своих клиентов, Зернов по опыту своему знал, что дыма без огня не бывает. Никогда не комментируя поступков своих подзащитных, Зернов по-человечески понимал, с кем именно имеет дело, и сейчас ему совершенно не хотелось узнавать о сидящей напротив Кате ничего из того, что он был готов узнать. Он ловил себя на искренней мужской жалости к ней, а для работы это было совсем не здорово…

Он вздохнул, выложил перед Катей несколько скрепленных степлером листков и заговорил, придав голосу нарочитую строгость:

– Это твои показания на двух предыдущих допросах. Сейчас почитаешь. Ты мне скажи, глупая росомаха, зачем ты вообще стала давать показания?

– А как же?

– Надо было молчать. Пока ты не заговорила, у них на тебя почти ничего не было. Ты должна была воспользоваться статьей сорок шестой Уголовно-процессуального кодекса: подозреваемый вправе либо давать объяснения и показания по поводу имеющегося против него подозрения, либо же отказаться от дачи объяснений и показаний. Отказаться, поняла?…

Катя смутно вспомнила, что слышала что-то такое об этой статье от Заморевича, но вот что именно… Вспомнила она и другое:

– Но они ведь сказали, что, если я все расскажу, они меня отпустят.

– Деточка, да они всем так говорят!.. Почему ты сразу не позвонила кому-нибудь, хоть Павлову? У тебя сразу был бы адвокат.

Катя растерялась. Получалось, что она все сделала неправильно. Ну почему, почему никто и нигде не учил ее общению с правоохранительными органами? Чему только ни учили – начиная от начальной военной подготовки и заканчивая научным коммунизмом. Не пригодилось ни разу. А такому необходимому и полезному предмету не учили нигде и никогда. Лучше бы вместо разборки и сборки автомата Калашникова ей кто-нибудь рассказал об Уголовно-процессуальном кодексе.

– У меня есть адвокат. Семенов. Он мне сразу сказал, что нужно сознаваться, хотя бы частично.

– Нет у тебя адвоката Семенова!.. – взревел вдруг Зернов. – У тебя сейчас есть адвокат Зернов! Хочешь ты этого или нет, но мне за работу платят, и я собираюсь выполнять ее на совесть. А Семенов – адвокат твоего следователя. Не знаю я, как это делается!.. Ты где этого Семенова взяла?

– В прокуратуре предложили. Он дежурил.

– Так я и думал… Что ты успела ему рассказать, без протокола?

– Вроде бы ничего…

– Хоть на это ума хватило.

Катя не стала уточнять, что Семенов не особенно и спрашивал. И если бы Катя что-то знала, то рассказала бы непременно. С адвокатом ведь – как с гинекологом: какой смысл к нему идти, если решила темнить и отпираться?… И на вопли Зернова Катя почему-то совсем не сердилась: ни на «росомаху», ни на «деточку». И вроде бы он подозревает, что с умом у Кати плохо… Но с ним было намного легче, с ним Катя была уже не одна.

– А что сообщать, если я следователю все рассказала? Ну, почти все…

– Вот видишь: почти. Ладно, читай.