Одинокая смерть - Чарлз Тодд Страница 38

Следующее утро он начал с разбора бумаг, накопившихся на столе и давно ждавших его внимания, но скоро понял, что ничего не получится, потому что он думает о другом. Отодвинув бумаги в сторону, он достал из кармана листок с информацией, полученной от хозяина магазина о кремневом ноже, и стал ее изучать.

Чарльз Генри. Человек, который утверждал, что его дедушка нашел нож в своем саду в Восточной Англии, далеко от Суссекса. Если это правда, почему этот Чарльз Генри продал нож в Гастингсе? Почему не предложил музею? Если же ему хотелось выручить за него больше денег, то была еще дюжина мест, где могли заинтересоваться ножом. Например, Лондон. Почему он выбрал маленький магазин на задворках Гастингса? Если только он не живет где-то рядом.

Камминс оказался прав — было трудно изгнать из головы мысли о деле с ножом, и чем больше Ратлидж о нем узнавал, тем больше его затягивала эта загадка. Но как теперь отыскать этого человека? Прошло много лет, он мог умереть, пойти на войну и погибнуть или, например, эмигрировать в Австралию.

Странно, почему-то казалось, что Чарльз Генри — это его имя, но не фамилия. Например, Чарльз Генри Блейк или Чарльз Генри Теннисон. Или просто — Чарльз Генри?

И имеет ли какое-то отношение дед Генри Чарльза к Харви Уилеру, которого нашли мертвым в Стонхендже?

Скорее всего, никакой связи нет.

Ратлидж взял перо и лист бумаги и написал короткое письмо старшему инспектору Камминсу, в котором перечислил все детали своего посещения магазина в Гастингсе и сведения, которые дал ему владелец. Закончил он так: «Это даст вам достаточно информации, и если не позволит сделать окончательный вывод, то займет ваше воображение на некоторое время и заставит задуматься».

Подписав, положил письмо в конверт и приготовил к отправке почтой. Но на этом не успокоился и спустился вниз, в архивы Ярда, чтобы взять дело. В папке с делом Стонхенджа не было ничего, что могло бы добавить информации к рассказу Камминса. И тем не менее Ратлидж внимательно все перечитал и изучил лицо Харви Уилера на фотографии, приклеенной к делу.

Кем он был в жизни? Мертвые глаза не могли ничего сказать даже о том, какого они были цвета. Был ли он добрым или жадным, страстным или жестоким, честным или лживым? Изображение не было четким.

Однако при очень внимательном рассмотрении можно было сделать кое-какие выводы. Глаза широко поставлены, очертания подбородка твердые, нос прямой, ушные раковины хорошей формы. Хэмиш заметил: «Если его приодеть, сошел бы за джентльмена».

Именно это ему помогло обманывать, втереться в доверие и лишить сбережений тех женщин. Наверняка он производил на них впечатление человека, которому можно по крайней мере верить.

Полиция Керквуда и Эдинбурга идентифицировала его как Уилера. Но что, если они ошиблись? Ведь они не видели его лет семь.

Хэмиш сказал: «Один констебль мог ошибиться, но два вряд ли».

Именно на этом и основано убеждение, что они не ошиблись. А если ошиблись? Что, если Уилер после второй встречи с полицией в Эдинбурге изменился и стал вести примерную жизнь? Маловероятно, конечно, если исходить из его наклонности попадать в неприятные ситуации. Но случаются на свете и более странные перемены. Мужчины часто женятся на женщинах, ради которых хотят измениться и действительно меняются. Или появляется ребенок, и мужчина переосмысливает свое прошлое и решает стать хорошим человеком, превращается в трудолюбивого, примерного отца и семьянина. Даже церковь иногда оказывает влияние и меняет людей в лучшую сторону.

А самое простое предположение — Харви Уилер мог попасть под колеса грузовика или вдруг заболеть и умереть в больнице и давно похоронен неопознанным на кладбище бедняков.

Но он ведь умер на жертвенном камне Стонхенджа.

А если это был не он?

Старший инспектор Камминс был отличным полицейским. Если он не отыскал других следов Уилера, значит, их не было.

«Тупик. Похоже на твое расследование в Гастингсе», — пробормотал Хэмиш, но Ратлидж сделал вид, что не слышал.

Если мертвый человек не был Харви Уилером, то тогда надо начинать расследование с самого начала. И это после стольких лет. С расплывчатыми показаниями свидетелей, с уликами, затерянными или испорченными. Притом, что нет никакой уверенности, что новые показания будут вернее прежних.

Камминс до сих пор одержим этим делом, потому что так и не смог найти ответы на свои вопросы. Это была его единственная неудача, и он не смирился с ней.

Но человек умер насильственной смертью, был это Харви Уилер или кто-то другой, и тот, кто его убил, ушел от наказания.

Ратлидж закрыл папку, отложил в сторону и, сделав над собой усилие, окунулся в текущие дела, которые давно ждали его внимания.

Пришлось отгонять время от времени всплывавшие мысли о деле в Суссексе, от которого его отстранили, и о том, что там сейчас происходит. Он никак не мог выкинуть из головы замечание Хэмиша о том, что оба дела — давнее, в Стонхендже, и совсем недавние убийства в Суссексе — были тупиковыми. И ничего нельзя с этим поделать.

Дело, которое было отложено в дальний ящик и по поводу разбирательства которого Ратлидж обязан был свидетельствовать в суде, неожиданно вернули в список первоочередных. Завтра утром в Винчестере должно было состояться судебное заседание, об этом ему сообщил сержант Гибсон. Пришлось спешно собраться и выехать, несмотря на поздний вечер. Он прибыл в зарезервированный отель рано утром. У него оставалось еще время после завтрака, и он до начала заседания побродил по знаменитому кафедральному собору.

Вскоре за ним явился констебль — пожилой, седеющий, коренастый человек.

По дороге в зал суда Ратлидж спросил:

— Вы, наверное, помните того человека, убитого в Стонхендже в 1905-м? Дело так и не было раскрыто.

Констебль Грегг нахмурился, припоминая:

— Бог мой, сэр! Я не думал о нем больше тринадцати лет. Откуда вам о нем известно?

— Я знал инспектора, который им занимался. Он недавно вышел в отставку.

— Это был хороший человек и прекрасный полицейский. Если бы кто и мог найти разгадку, то только он.

— Первой на месте преступления была полиция Солсбери, так? — Это был наводящий вопрос, чтобы вызвать констебля на откровенность.

— Да, констебль Даттон прибыл из Винчестера. Он возвращался после судебного заседания, куда был вызван для дачи показаний. Ехал на велосипеде, но по дороге у него лопнула шина. Пока он дошел до ближайшей деревни и починил шину, уже стемнело. Люди, которые собрались в Стонхендже встречать праздник солнцестояния, обнаружили там убитого и послали в эту деревню одного из своей группы. Его звали Тейлор, банковский клерк. Ему было так плохо, что его вырвало два раза, потом он упал, и, когда Даттон к нему наклонился, он только и мог сказать: «Мертвый человек в Стонхендже». Даттон туда поехал на своем велосипеде. Действительно, убитый, о котором говорил клерк, лежал на камне. А группа так называемых друидов сидела на траве с таким видом, что было ясно: больше всего им бы хотелось вернуться домой в свою постель. Даттон не знал, что делать, послать кого-то на своем велосипеде за помощью или ехать самому. Вот так и получилось, что делом сначала занялась полиция Солсбери. Всех свидетелей допрашивали по несколько раз, но те ничего не могли сказать, что помогло бы следствию.