Чертовы котята - Леена Лехтолайнен Страница 38

— Когда увидишь Давида в следующий раз, передай ему, что я вполне могу постоять за себя сама. — Я поднесла к губам бутылку, отхлебнула и поставила обратно на стол. На стекле остался след от моих губ.

— Он это знает. И все же не хочет, чтобы из-за него с тобой что-нибудь случилось. Поэтому и уехал из Италии прошлой весной. Давид надеялся, что псы Гезолиана возьмут его след и оставят тебя в покое. Хотя, как показывает судьба Мартти Рютконена, так не всегда получается.

— Рютконен сам выбрал свою судьбу! — воскликнула я, и Дейвидас поднял на меня от книги удивленный взгляд.

Улыбнулась ему, показывая, что все в порядке. Ваномо тоже читала про Гарри Поттера, несмотря на возражения бабушки и дедушки, которые считали, что ни к чему рассказывать ребенку про ведьм. Но Саара разрешила, сказав, что книжка не сделает ничего плохого, если в доме хорошая атмосфера.

— Как дела у Лайтио? Работая в Европоле, я пару раз сталкивался с ним. Полагаю, ты знаешь мою историю. Наверняка Лайтио тебе все рассказал.

Ранд снял внезапно запотевшие очки, подул на стекла, достал из кармана носовой платок и тщательно протер их.

Без очков глаза его казались большими и по-детски незащищенными, вокруг них пролегли морщинки.

— Не суди, и судим не будешь. — Ранд водрузил очки на место и глотнул еще пива. — Старая мудрость и сейчас права.

Дейвидас усмехнулся, прочитав в книге что-то смешное, и в этот момент он так напомнил мне Давида, что я даже вздрогнула. Ребенок, которого я так недолго проносила в своей утробе, мог бы быть ровесником Дейвидаса и Ваномо. Я никогда не раскаивалась, что сделала тогда аборт. Просто иногда вспоминала, что однажды была беременной.

— А что произошло с теми девочками, которых ты совратил? Их было много?

Ранд вздрогнул, как от удара.

— Одна или одиннадцать, разве сейчас это имеет какое-то значение? Это было ошибкой, и точка. Не волнуйся. Со мной Дейвидас в безопасности. Завтра на пароме мы переправляемся через Финский залив, там нас встретит Антон Сталь. Пару дней я проведу с Дейвидасом и его бабушкой и дедушкой у них дома, потом полечу из Таллина в Женеву и там встречусь с Давидом. Передать ему привет от тебя?

— Скажи, что Гезолиан считает, теперь я на его стороне, поэтому мне придется вести себя соответственно. Паскевич сейчас в Финляндии.

Я рассказала историю с русской рулеткой, умолчав только о сцене последующего утешения.

— А Транков? Он на чьей стороне?

— На своей собственной. Во всяком случае, могу твердо сказать, что не на стороне Паскевича. Кажется, он считает, что влюблен в меня.

Сказав так, я почувствовала себя предателем. Какое право у меня было судить о чувствах Юрия?

— И ест у тебя из рук? — Ранд криво усмехнулся.

Внезапно мне показалось, что передо мной сидит Серый Волк и убеждает Красную Шапочку: «Иди сюда, я дам тебе конфетку. Не бойся, будь хорошей девочкой, и тебе понравится». Я почувствовала на своей груди потные руки Сеппо Холопайнена и поступила, как и положено настоящей финке, — взяла бутылку пива и сделала пару больших глотков. Текила, конечно, подошла бы лучше, но ничего, пиво тоже сойдет.

— Он будет есть из моих рук до тех пор, пока ему не придется выбирать между моими интересами и своими.

Дейвидас встал и подошел к мини-бару. Я заметила, что при ходьбе он сильно прихрамывал.

— Кока-кола? — произнес он.

Ранд кивнул, затем они перемолвились парой слов по-эстонски. Наверное, после гамбургеров Дейвидаса мучила жажда.

— Однажды Давиду пришлось сделать трудный выбор. Переехав в Тарту, он чувствовал себя словно в клетке, ведь до этого он жил исключительно на берегу моря. Мы учились с ним в одном классе. К счастью, ему не составило труда заговорить по-эстонски, иначе в школе пришлось бы крайне тяжело. Затем пошло легче, но сначала все было просто ужасно. Думаю, он рассказывал тебе эту историю.

Давид много рассказывал мне о своей жизни. Мы обменивались воспоминаниями о детстве и юности, ничего не скрывая, как люди, которые решили провести остаток жизни вместе. Я знала, что в Тарту Давид увлекся парусным спортом. Протекавшая через город извилистая река Эмайыги во многих местах сужалась, и пройти по ней под парусом было непросто. Но Давид всерьез решил покорить ее. Однажды холодным субботним утром он пришел к Яану и позвал с собой: дул сильный ветер, и можно было попробовать наконец развить хорошую скорость.

— Мы больше никого с собой не взяли. Я не слишком хорошо управляюсь с парусом, да и, честно говоря, плаваю так себе. Ветер почти перешел в бурю, к тому же полил дождь, но Давид лишь смеялся над моими опасениями. Он сказал, что плавал в Финском заливе и в гораздо худшую погоду. Лодка теряла управление, ее мотало, как пьяного финна в праздничный день, а река тем временем становилась все шире и течение все сильнее.

И тут они налетели на камень. Лодка перевернулась, а Яан получил такой сильный удар по голове, что тут же ушел под воду. В этом месте ширина реки была более десяти метров и течение очень мощное. Яан попытался встать или уцепиться за какой-нибудь камень, но у него ничего не вышло, и он снова погрузился.