Пепел стихий - Элис Клер Страница 38

Во второй раз это поражало не менее, а возможно, даже более сильно. Глазам Элевайз открылось удивительное зрелище — яркий лунный свет разливался над зловещим мраком деревьев. Эта картина в сочетании с проснувшимися воспоминаниями о недавних событиях породила в аббатисе глубокий ужас.

Впрочем, ужас там или еще какое чувство, но Элевайз рассудила, что ночь довольна прохладная, и ни для нее, ни для Калисты нет ничего хорошего в том, чтобы стоять снаружи на ступеньках.

Разыгравшееся воображение уступило место здравому смыслу. Элевайз собралась с духом, тихо спустилась по лестнице и осторожно взяла Калисту за руку.

— Пойдем, дитя, — сказала она ласково. — Пора возвращаться в кровать. Здесь слишком холодно, чтобы гулять в одной рубашке.

Пение Калисты стало пресекаться, потом совсем стихло. Девушка глядела на Элевайз широко открытыми невидящими глазами. Казалось, она смотрит сквозь нее.

— Сестра Калиста, не пойму, ты спишь или нет? — прошептала Элевайз. Никакого ответа. Настойчиво потянув девушку за руку, аббатиса вернулась с ней в спальню и провела через всю комнату к ее постели. Калиста легла и закрыла глаза, как послушный ребенок. Элевайз поправила покрывало, потом опустила занавеску и удалилась.

Внезапно она заметила, что дверь спальни осталась открытой. Тихо досадуя на собственную беспечность, Элевайз пошла обратно.

Закрывая дверь, она снова услышала мелодичное мурлыканье.

Теперь пение звучало намного тише. Это была такая же диковинная и непонятная череда звуков, как у Калисты, но доносились они из леса.

Кто-то там, далеко, в необъятной темноте, услышал странную песню Калисты и послал ответ.

Весь следующий день аббатиса никак не могла сосредоточиться на своих обязанностях и молитвах. Она решила внимательно понаблюдать за сестрой Калистой. Вид девушки вызывал тревогу: она выглядела бледной, возбужденной, а взгляд широко раскрытых глаз казался таким же отсутствующим, как и ночью. Словом, юная послушница совсем не походила на себя прежнюю — безмятежную и улыбающуюся.

Когда Элевайз мягко спросила, хорошо ли Калиста себя чувствует и — что более важно — хорошо ли она спала, девушка недоуменно нахмурилась.

— Со мной все в порядке, благодарю вас, аббатиса, — ответила она. — Да, я спала крепко. А что?

— О, мне показалось, что ты выглядишь немного усталой, — на ходу придумала Элевайз.

Калиста с нежностью улыбнулась ей.

— Как хорошо вы заботитесь о нас, — благодарно сказала она.

Элевайз не смогла ей ответить. Ее обожгла мысль, что по крайней мере об одном члене ее маленькой общины она заботилась явно недостаточно.

Аббатиса оставила Калисту ее трудам — девушка стирала грязные лечебные повязки и развешивала отмытые ленты под яркими лучами солнца, что, по убеждению сестры Евфимии, было наилучшим способом сделать их безвредными и пригодными для использования заново, — и направилась в свою комнату.

«Похоже, — подумала Элевайз, пересекая внутренний двор, — у Калисты не осталось никаких воспоминаний о хождении во сне».

Что, однако, делало все это еще более странным.

Озабоченность Элевайз была вызвана тем, что, как аббатиса ни старалась, она не могла избавиться от леденящего душу впечатления, полученного прошлой ночью.

Порой аббатисе казалось, что она все еще слышит эхо того странного, почти нечеловеческого мурлыканья…

Но Калиста была не единственной причиной для беспокойства. Ничуть не меньше аббатису заботила Эсиллт. После убийства в лесу девушка разительно переменилась, она словно бы стала совсем другим человеком, и Элевайз постоянно терзали угрызения совести, потому что она так и не узнала, в чем дело.

Заглянув еще раз в дом для престарелых, Элевайз заметила, что Эсиллт похудела. Она по-прежнему оставалась прекрасно сложенной, сильной юной женщиной, но ее лицо осунулось. И было что-то еще… Вот, именно это. Наблюдая, как Эсиллт направляется к ней, чтобы поздороваться, Элевайз задумчиво кивнула. Эсиллт утратила свою гордую осанку, которая подчеркивала ее изящную фигуру. Теперь она двигалась так, будто на ее спину была взвалена ноша. И очень тяжелая ноша!

— Аббатиса, вы хотите поговорить с сестрой Эмануэль? — спросила Эсиллт после поклона. — Но она недавно вышла со старым братом Охозией и…

Движением руки Элевайз остановила ее.

— Нет, Эсиллт. Я хочу поговорить с тобой.

— Ох…

«Поразительно, как много чувства может быть вложено в столь краткий ответ», — промелькнуло у Элевайз.

— Может быть, ты хочешь рассказать мне… — начала аббатиса и умолкла. Ведь она и раньше пыталась добиться откровенности от Эсиллт, однако из этого ничего не вышло. Почему же она ждет, что у нее получится сейчас? Вместо того чтобы продолжить, Элевайз приблизилась к девушке, протянула руки и обняла ее.

На какой-то миг Эсиллт, кажется, откликнулась. Она приникла к Элевайз и всхлипнула.

— Ну, ну, дитя, — проговорила аббатиса. — Не плачь, ну же! — Элевайз погладила волосы девушки. — Позволь мне помочь тебе, — продолжала она тихо. — Невыносимо видеть, что ты так страдаешь, и я…

Однако минутная слабость Эсиллт уже прошла. Выпрямившись и отстранившись от Элевайз, она вытерла слезы и произнесла:

— Благодарю вас, аббатиса, но тут ничего не поделаешь.

Потом отвернулась и едва слышно добавила:

— Никто ничего не сможет поделать.

Эсиллт удалилась, и Элевайз не оставалось ничего другого, как проводить ее долгим взглядом.

Затем аббатиса отправилась на поиски сестры Эмануэль.

Та сидела на скамье рядом с очень старым человеком в монашеском одеянии. Она держала его за руку и время от времени вытирала слезы на щеках старика лоскутком безупречно чистого льняного полотна.

Увидев аббатису, сестра Эмануэль попыталась подняться, но Элевайз знаком попросила ее не вставать. Старик, казалось, даже не заметил ее появления.

Элевайз подошла и села рядом с сестрой Эмануэль.

— Что с ним? — тихо спросила она.

Сестра Эмануэль с нежностью взглянула на старика.

— Ничего плохого, поверьте. Все в порядке, — ответила она в полный голос. — Брат Охозия не очень хорошо слышит, — добавила сестра Эмануэль. — Да и видит не вполне хорошо. — Она вздохнула. — Его глаза слезятся от яркого солнца, вот и все.

Элевайз кивнула. Ей нечего было ответить.

— Ему нравится, когда лучи солнца падают на его лицо, — заметила сестра Эмануэль. — В сущности, это единственное оставшееся у него удовольствие, поэтому я стараюсь, чтобы он наслаждался им как можно чаще.

Некоторое время обе молчали. Потом сестра Эмануэль спросила:

— Вы искали меня, аббатиса?