Адаптация совести - Чингиз Абдуллаев Страница 38

@Bukv = Он все рассчитал идеально. При воспоминаниях о своем побеге он довольно улыбался. Они так и не поняли до конца, с кем имели дело. Привыли к злобным тупым уголовникам, которые не умеют даже нормально разговаривать. Эти примитивные сотрудники милиции или разведчики вызывали у него легкое чувство жалости, брезгливости и даже презрения. Он немного побаивался этого ученого чудака Гуртуева, который мог оказаться опасным, а более всего боялся Дронго, который сумел каким-то невероятным образом вычислить его.

Именно поэтому он с самого начала принял решение — не лгать. Отличить ложь от правды несложно, отличить полуправду от полулжи труднее. Но что можно сделать, когда человек говорит правду? Правду, чтобы выстроить, пользуясь этим благодатным материалом, большое здание лжи? Он сразу понял, что лгать Дронго — слишком опасное и непродуктивное занятие. Тот сразу распознал бы ложь в любом обличии. Значит, нужна исповедь. Честная, беспощадная, открытая правда, от которой человека выворачивает наизнанку; ведь у каждого из живущих есть тайны, о которых он сам предпочитает забывать, пряча их в дальних уголках своей души.

В первом их разговоре Баратов говорил только правду. Не было ни одного факта, который бы он придумал, ни одного эпизода его жизни, который бы не соответствовал действительности. Он даже был вынужден рассказать о двойном убийстве своего соседа и его супруги, которое он совершил, чтобы отомстить тому за свою разбитую жизнь. После этих признаний его повезли в Пермь, где он указал, где спрятал тело женщины. Его охраняли четырнадцать человек, которые до последней минуты считали, что он соврал. Но он сказал правду.

Потом был телефонный разговор с Дронго. После этого разговора он вынужден был дать показания по курганскому эпизоду. И ждать Дронго для второго, самого важного разговора. Он не сомневался, что и на этот раз их будут слушать несколько человек. И они должны были услышать про смерть иностранки. Только такая приманка могла заставить их срочно вывезти его в Павловск, где он все заранее подготовил.

Конечно, он рисковал. Ему могли не поверить, а Дронго — мог все понять. Признание сразу в двух двойных убийствах могло показаться подозрительным и странным. Но все поверили. Они ворвались в комнату и даже не дали им договорить, чему Баратов был очень рад. Он боялся признаться даже самому себе, что может не выдержать проницательно-насмешливых глаз своего собеседника. Дронго ушел, а Баратов для пущей убедительности отказался давать дальнейшие показания. Его продержали в карцере почти сутки, пока он наконец не согласился. В Павловск с ним поехала гораздо меньшая группа, чем в Пермь. Но его охраняли сразу несколько сотрудников.

Он давно присмотрел этот подземный ход и эту резко задвигающуюся, незаметную дверь. Кастет он спрятал в выемку над ней задолго до своего ареста. В подземном ходе он спрятал одежду и обувь в целлофановом пакете. Оставалось только молниеносно схватить кастет и нажать на рычаг, приводящий в движение дверь. На одно мгновение внимание всех охранников было отвлечено, в следующий момент он нанес удар в голову своему напарнику, с которым был скован наручниками.

Оглушенный конвоир упал в открывшийся проем двери; следом за ним туда упал и Баратов, услышав, как закрывается за ними дверь. Оставшиеся с другой стороны оперативники пытались выломать ее, даже стреляли, но все было бесполезно. Баратов достал ключи из кармана оперативника, освободился от наручников, взял пистолет, документы, телефон, даже снял с него куртку. Быстро прошел до места, где лежал пакет с одеждой, и переоделся. Затем так же быстро прошел до конца хода и вынырнул в спальной у камина.

Никто, кроме какого-то мальчика, не обратил на него внимания. Баратов улыбнулся ему и затерялся в толпе. Через двадцать минут он уже подходил к вокзалу. В вагоне элетрички было не так много народу, как он рассчитывал. Баратов сел в углу, наклонив голову, чтобы его приняли за спящего. Дронго был прав: он взял билет на поезд в Минск, но сошел в Орше, чтобы переехать в Витебск, где у него была куплена однокомнатная квартира, в которой он иногда появлялся. Здесь он и отсиживался следующие несколько дней, стараясь не выходить из дома.

По российским телеканалам промелькнуло сообщение, что во время следственного эксперимента из-под стражи сбежал опасный преступник Вениамин Борисович Баратов. Даже показали его фотографию. В свое время Баратов купил себе паспорт на другое имя, но с внешностью могли возникнуть проблемы. Вечером этого дня он побрил себе голову. Начал отпускать усы, купил смешные очки. Теперь, глядя на себя в зеркало, он был противен самому себе. Его бывшие сотрудники не смогли бы узнать в этом пожилом мужчине с седеющими усами и выбритой головой того шегольски одетого и симпатичного мужчину, каким был их директор. А мешковатый костюм скрывал его подтянутую спортивную фигуру. Он не узнавал сам себя, с отвращением трогая свои отрастающие усы и бритую голову.

Баратов понимал, что его будут искать. Они попытаются вычислить, куда он мог уехать, и рано или поздно приедут за ним в Витебск — в этом он не сомневался. Он еще много лет назад открыл счет в украинском банке на чужое имя по купленному паспорту и переводил туда деньги из разных городов, где бывал во время своих командировок. Так что деньги у него были. Теперь надо было переехать в Среднюю Азию и обосноваться, например, в Узбекистане или Киргизии, где его трудно было бы найти.

Но он помнил, что в его списке, который он составлял еще в прошлом году, были две женщины, которые ему нравились и с которыми он сумел познакомиться. Перенесенные испытания, арест, заключение, одиночная камера, интенсивные допросы, фантастический побег, постоянный стресс из-за опасения, что его найдут, сделали свое дело. Он чувствовал невероятное возбуждение и понимал, что не сможет сдержать себя и позвонит одной из своих знакомых. Да, он невероятно рисковал: женщина могла узнать в сбежавшем из-под ареста Вениамине Баратове того самого издателя Вадима, с которым она была знакома и который так неожиданно исчез, даже не позвонив. Но, с другой стороны, голос у него оставался прежним, а она могла не особо вглядываться в лицо маньяка по телевизору. Могла просто и не видеть этой передачи.