Ножевая атака - Валерий Шарапов Страница 38

– То есть получается, что Зацепин и Черных были близкими друзьями? – уточнил Веня и тоже закурил.

– Я бы этого не сказал. Они скорее даже недолюбливали друг друга.

– Значит, были друзьями-соперниками?

Демченко как-то тяжело вздохнул:

– Ни у кого из нас, я имею в виду тех, кто обучался в школе, не было и не могло быть друзей. Внедренные агенты постоянно устраивали разного рода провокации, проверяя курсантов на лояльность и верность национал-социалистскому режиму. Выдать тебя или просто оговорить мог кто угодно, поэтому ни о какой дружбе между курсантами не могло быть и речи. Хотя отношения в школе были довольно свободными. Даже в отношениях между курсантами и офицерами. Но, как я уже сказал, верить нельзя было никому. Что же касается этих двоих, они даже по характеру были разные. Один угрюмый молчун, второй отличался спесивым нравом и высокомерием. Небо и земля, огонь и лед!

– И что же случилось потом?

– Закончив обучение, мы были переброшены в Каунас, где и была сформирована разведывательная группа для проведения диверсии на станции в Череповце. Командиром группы был назначен немец по фамилии Раух, а я, Зацепин и Черных, как вы, наверное, уже поняли, тоже вошли в состав группы. Раух прекрасно говорил по-русски и был настоящим мастером своего дела. В состав группы, заброшенной в русский тыл под Шексной, изначально входили десять человек. Все десять высадились, но к пункту сбора явились лишь девять. Позже пропал еще один…

– И, как я понимаю, этим вторым был Зацепин?

– Да. Таким образом, для выполнения задания, если не считать тех перебежчиков, которые были ранее завербованы из местных, на выполнение задания на станцию отправились только восемь наших диверсантов, опять же включая самого Рауха. Четверо погибли, и Раух в том числе; я и еще трое сдались; Зацепин, как вы знаете, сразу же явился в череповецкое НКВД, а вот десятый еще в ходе высадки пропал, и с тех пор я о нем ничего не слышал.

– А вот этим десятым и был, как я понимаю, тот самый Черных?

Демченко шмыгнул носом, снова сплюнул и скривил лицо.

– Я не особо много знаю о том, кто он такой, но как-то раз после занятий в учебном классе мы вышли покурить. Я забыл на столе тетрадку с записями и вернулся. Дверь в класс была закрыта не до конца, и я услышал разговор. Беседовали двое: одним из говорящих был Мориц, голос второго я тоже узнал – это был Черных. Эти двое спорили…

– Спорили? – удивился Веня. – Командир учебной роты и простой курсант!

– Вот именно! Я не сразу понял, о чем они ведут речь, Черных просил Морица отпустить его, а тот не соглашался. Происходящее показалось мне очень странным, и я подошел ближе и подслушал весь их разговор. Когда Черных заговорил про люфтваффе, тема их разговора стала вырисовываться. Из их разговора я понял, что Черных в мае сорок первого окончил Одесскую военную авиационную школу пилотов. После этого он служил в авиации и был командиром звена легкобомбардировочного авиационного полка в Виннице. Именно там, после полного уничтожения немцами их полка, Черных сдался в плен. Теперь, с учетом произошедшего тогда, я уверен, что Зацепин и Черных были не просто разные, а преследовали абсолютно противоположные цели. Зацепин рвался на родину, а Черных ненавидел большевиков и стремился летать и бомбить их. Поэтому он в тот день и просил Морица отправить его в летную школу и дать возможность летать. Он был очень амбициозен и не хотел быть обычным диверсантом. Он мечтал подняться в небо на боевом самолете и хотел воевать, но на этот раз уже совсем на другой стороне.

Веня выждал паузу и задал еще один, самый важный для него вопрос:

– А как вы думаете, еще кто-нибудь из курсантов вашей школы, до того как вы подслушали разговор Морица и Черных возле учебного класса, знал о том, что Черных – летчик?

Демченко усмехнулся.

– Наверняка единственный, кто это знал, был Зацепин.

– Почему вы так думаете?

– Потому что, когда они общались между собой, Зацепин частенько называл своего приятеля Летуном.

* * *

Окрыленный полученными от Демченко сведениями, Веня отправился домой и на попутках за несколько часов добрался до Могилева. Он тут же поехал на вокзал и купил билет до Пскова. О том, чтобы все-таки посетить Ленинград, не было и речи. Веня чувствовал себя прекрасно и добрался до Пскова без особых происшествий.

В городе Веня сразу же отправился в управление, так как ему не терпелось поскорей рассказать своему непосредственному начальнику о пропавшем в сорок первом диверсанте Кирилле Черных. Влетев с чемоданом в руке в кабинет отдела, Веня встретил там молодого опера Шуру Горохова, и тот сообщил, что Зверев куда-то умотал и, как обычно, не сказал куда. Также Шура предположил, что сегодня Зверев, скорее всего, уже не появится. По словам дежурного, с которым Веня наскоро пообщался на входе, Костин уже знал, что Корнева тоже нет на месте, так как он уехал на совещание в главк. Выходило, что он напрасно потратил время. Веня выругался: «Нужно было сразу отправляться домой и не ехать в такую даль, да еще тащить чертов чемодан». Делиться вновь открывшимися сведениями с Шурой Гороховым Веня, разумеется, не спешил и решил все же подождать Зверева.

Спустя полчаса, выкурив две сигареты и выпив три стакана чая в компании Шуры, Веня все-таки решил ехать домой. Прихватив чемодан, он вышел в коридор и нос к носу столкнулся с Лопатиным. Тренер «Спартака» только что вышел из кабинета Кравцова и уже направлялся к выходу.

– Здравствуйте, Егор Митрофанович, как поживаете и какими судьбами здесь оказались? – поинтересовался Веня.

– Да Кравцов ваш меня по-прежнему донимает, – проворчал Лопатин. – Вызвал вот на очередной допрос по делу Зацепина, а что я ему нового могу еще рассказать, когда и так уже все рассказал. А у меня, между прочим, очередные соревнования на носу. А из-за вашего следователя я сегодня снова тренировку пропустил.

– Ну не убивайтесь вы так. Вы же понимаете, что соревнования соревнованиями, а убийцу Зацепина обязательно нужно найти.

– Да все я понимаю. Так уж, по привычке ворчу по-стариковски, не обращайте внимания. А вы, я вижу, из путешествия вернулись, – Лопатин указал на чемодан в руках у Вени. – Как вам Ленинград? Если я правильно понял, это была ваша первая поездка в город трех революций? Как вам, кстати, Эрмитаж? Надеюсь, вы в него попали? Эх, соскучился я по родному городу, сам бы туда смотался, да все времени не хватает.

Вене тут же захотелось сказать, что ни в какой Ленинград он не ездил, но от этого его поездка не стала менее интересной. О своей поездке в Смоленск и Могилев Лопатину он, конечно, рассказывать не станет. Хоть Вене и не терпелось поскорей узнать, знакома ли Лопатину фамилия Черных, но от данного вопроса он все же воздержится. Сначала он отчитается перед Зверевым, а уж дальше видно будет. Решив‐таки пока не посвящать Лопатина во все подробности своего путешествия, он небрежно бросил:

– Ленинград очень красивый город. Времени было маловато, но ничего. В Эрмитаже я, разумеется, тоже побывал. Полюбовался на статую Зевса и на безрукую статую Венеры Таврической, – Веня начал перечислять все достопримечательности, о которых он успел прочесть в справочниках. – Картины опять же: Тициан, Рубенс, Караваджо́…